Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6356 ( № 4 2012)

Но дело не только в натуре Джойса - неуёмной, невероятно работоспособной (хотя и способной только к придирчиво избранной работе), не знающей меры ни в выпивке, ни в тратах, ни в эмоциональных проявлениях, ни в творчестве. Знаменитый психиатр Карл Юнг, лечивший дочь Джойса, заметил, что в другое время его работы не были бы допущены к печатному станку. Однако время было именно такое: искушённая публика жаждала погружения, анализа, игры, деконструкции - и в этом Джойс был первейшим мастером. Кубатиев замечает, что Вирджиния Вулф не выносила Джойса, не понимая ещё, что её собственное творчество будут рассматривать в русле его метода. Напротив, Сергей Эйзенштейн был в восторге от встречи с писателем и не сомневался в его влиянии на себя. Бернард Шоу и У.Б. Йетс давали Джойсу лестные рекомендации, так и не добравшись до конца "Улисса". Что касается "Поминок по Финнегану", то, со слов Джойса, он написал эту вещь, чтобы дать критикам работу "на ближайшие триста лет". Что и говорить, он мыслил масштабно, хотя был физически немощен, и если на русском языке биография Джойса выходит впервые, то на Западе его жизнь и жизнь Норы Барнакл, его музы и жены, подвергались пристальному изучению.

Большая заслуга книги Алана Кубатиева именно в том, что он сумел показать такого Джойса - не составленного из разных кусков, а противоречиво-цельного, слабого и сильного, эгоистичного и заботливого, вздорного и умного. Джойса-мастера, щедро, откровенно, а порой и мстительно вводившего в рассказы и романы своих родственников и соседей, друзей и врагов, коллег и случайных знакомцев. Он жонглировал их свойствами, комбинировал, черпал их из себя, сравнивая себя с ныряльщиком, который пытается коснуться дна. На то, чтобы показать такого Джойса, у автора биографии ушло много сил, эпоха рядом с ним выглядит бледной, он - индивидуальная планета, вокруг которой всё вращается, а люди для него - потенциальные читатели его книг. По мнению Кубатиева, Джойс даже недовольство независимостью Ирландии выражал потому, что "она грозила переменой тех отношений, которые он так тщательно выстроил между собой и родиной". Ирландия стала его пациентом, которого он "оперировал без наркоза", - и мы, не вполне представляя, заслужила ли это Ирландия, волей-неволей должны сочувствовать лихому хирургу. В конце концов зато критики после этого писали, что Ирландия возвращается в лучшую европейскую литературу!

Можно разглядеть в книге ещё одну слабость: небрежность редактирования. И дело не в том, что, как довольно кокетливо отметил Кубатиев, в ней есть предложение, где все слова на букву "п". Гораздо печальнее, что в ней, к примеру, есть место, где пропущенные запятые приписывают Джеймсу Джойсу тугодумие, - едва ли не единственный недостаток, которого у него никогда не бывало. В другом месте упоминается стихотворение "На смерть отца, совпавшую с рождением сына". Сын Джойса родился за 26 лет до того, как умер Джон Джойс. На самом деле с его смертью почти совпало (с интервалом в полтора месяца) рождение внука - единственного ныне живущего прямого потомка Джойса, который до недавнего времени жёстко контролировал все публикации. Впрочем, с 1 января 2012 года, спустя 70 лет после смерти писателя, авторские права на них в ЕС более недействительны.

Татьяна БЕЛЯЕВА

Немного о народности

КНИЖНЫЙ

РЯД

Владимир Скворцов. Качели памяти. Библиотека журнала "Невский альманах". - СПб., 2011. - 232 с. - 1000 экз.

Помните хрестоматийную фразу В. Белинского о том, что народность состоит вовсе не в описании сарафана, а в передаче народного духа, в умении писателя отразить мир с истинно народной точки зрения? Что характерно для такой позиции? Мне кажется, это и ясность мышления без излишних мудрствований, и лукавый "дед-щукарский" юморок, а самое главное - удивительная непотопляемость. Может быть, скажете, образ несколько лубочный, упрощённый? Но зато понятный и симпатичный.

Оптимизм - самое главное, на чём стоит поэзия Владимира Скворцова. Стихотворений в книге много, и написаны они в разные периоды жизни автора. Неслучайно дано сборнику название "Качели памяти" - амплитуда от пробы пера солдата-призывника до произведений последних лет. Несмотря на такое совмещение времён, книга едина, и характер лирического героя (а я думаю, здесь этот термин уместен), заложенный уже в ранних стихах, не меняется, а лишь развивается.

Этот герой - замечательный рассказчик, выхватывающий из жизни яркие сценки, уверенными штрихами рисующий портреты людей, встретившихся ему на пути. Недаром многие стихотворения посвящены конкретным лицам, пусть незнакомым читателю, но удивительно узнаваемым, потому что не случайные характеры схвачены, а типические (русский ветеран, бабушка, решившая стать поэтом, климовская старушка, мастер, поместивший под фронтон дома своё сердце[?]) Наверное, не обошлось здесь и без героев наполовину придуманных, потому что какая же литература без вымысла и какая же сказка без выдумки?..

В некотором роде квинтэссенцией всей книги является стихотворение "Баба Клава и НАТО". Строго говоря, это повествование в стихах, небольшая поэма, главная героиня которой - бабка Клава - явно недальняя родственница некрасовским крестьянкам. Может быть, нет в ней могучей стати Матрёны Тимофеевны, но зато по силе духа она ей не уступит. Не уступит перед житейскими невзгодами, даже собственной старости не сдастся. И герой-рассказчик на своё невольное восклицание и вопрос получает простой и достойный ответ:

- Из какого же ты замеса?

Вечно радостна и светла,

Словно топаешь не из леса,

А на отдыхе побыла!

- Воздух, милый, в деревне сладок,

И привыкшая я к труду.

Мне всего лишь восьмой десяток,

Я за клюквой ещё пойду.

В текст поэмы органично вписываются частушки, не то сочинённые автором, не то подслушанные им где-нибудь на сельской вечеринке, а потом слегка обработанные. Куплеты искромётны и злободневны, читаешь - и чувствуешь, что людей, которые сочиняют такие строчки, ничто не сломит. Пробьются и прорастут сквозь любое безвременье, оглянутся в новой обстановке, плечи расправят - и за работу, ведь надо жизнь обустраивать, некогда ныть и жаловаться[?]

Мария АМФИЛОХИЕВА

Необычная энциклопедия о непростом писателе

КНИЖНЫЙ

РЯД

А.П. Чехов. Энциклопедия / Составитель и науч. ред. В.Б. Катаев. - М.: Просвещение, 2011. - 696 с. - 5000 экз .

Обширный массив исследовательской литературы о Чехове постоянно пополняется новыми работами отечественных и зарубежных авторов. Растёт потребность в их сравнительном анализе, систематизации, типологизации и особенно в подготовке специальных изданий справочного характера. Юбилейный чеховский год завершился важным событием - вышла в свет энциклопедия о Чехове. Это, по сути дела, первое справочное издание такого рода. Понятно, что оно вызывает большой интерес и даже некоторую тревогу: справились ли авторы с трудностями по подготовке ответственного издания? Ведь стало общепризнанным, что Чехов отнюдь не простой писатель, как кажется на первый взгляд: его авторский замысел может содержать в себе не одно, а несколько возможных пониманий смысла произведения. В этом отношении он предстаёт перед нами как один из наиболее спорных и наименее понятых классиков, сочинения которых допускают противоречивый характер их интерпретаций.