Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6364 ( № 12 2012)

Ох, лучше б они за стилем следили, честное слово! И всё дурно написанное сжигали. Почему бы нет? Свалили б в котельные вместо газа или мазута, книжные магазины сразу бы опустели, входишь - вокруг голенькие прилавки, лишь на одном-двух классика и отдельно пара сиротливых томиков, современная то бишь литература, сразу видно, что к чему, к тому же счета за отопление стали бы поменьше либо люди сняли б с себя свитера и валенки, в Таллине ведь как: счета есть, а отопление не очень. Вспомнив про Таллин, Марго помрачнела, ибо впереди её ждали пилюли с неизбежным антуражем в виде ночных бдений и жестоких диет, потом очередное обследование и ещё много других, похоже на столбы вдоль железной дороги, проедешь один, а на горизонте уже виден другой, и это до конца пути... Но визит в онкологию должен был состояться только через месяц, а пока им предстояло заново обживать холодную, как склеп, квартиру, которую они всю зиму дотапливали электрокаминами, добавляя к неподъёмным счетам за символическое отопление чуть меньшие за электричество, а что делать, они ведь работали дома, греться в офисах, как служивый люд, не могли, сидеть же за письменным столом, упёршись ногами в арктическую льдину, тяжело... Правда, это касалось в основном Михкеля, она вела свою борьбу за стиль, забравшись с ногами на диван.

А к стилю Марго относилась трепетно. Она любила длинные текучие фразы, текст, написанный короткими предложениями, напоминал ей прогулку по немощёной дороге, когда то и дело спотыкаешься о булыжник. Глагол "быть" она считала чем-то вроде личного врага, немилосердно выкорчёвывала его отовсюду, откуда могла, не мечтая, разумеется, избавиться от него полностью, но стараясь хотя бы свести употребление его до минимума, как курильщик, начавший борьбу за здоровый образ жизни с пачки в день, доводит суточную норму до пары сигарет...

Тут она вдруг поняла, что ей хочется взять ручку и что-нибудь написать. Антиутопию, кулинарную книгу, нечто в духе "потока сознания", что-нибудь. Может, психологический роман о смертельно больном человеке, который, узнав, что обречён, духовно перерождается. Да? Но ведь это неправда. Человек всегда остаётся самим собой. Если, конечно, болезнь, которую он подхватил, не шизофрения.

Правила игры

ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ

Каково жить в стране, где тебя недолюбливают априори? Не знаю, не имею подобного опыта, но как писатель привык примерять "шкуры" разных людей, от Николая Второго до Михаила Горбачёва. Почему тогда - и не русского в Эстонии? Так, ничего приятного, постоянный стресс, раздражение. В чём дело, чего они опять от меня хотят? Экзамен по языку я сдал. Пересдать? Иначе оштрафуют? О господи, ну и в стране мне довелось родиться, сами языка толком не знают, а от других требуют. Et cetera[?]

Да, давно умерли или достигли почтенного возраста те, кто пришёл в Эстонию вместе со сталинской Красной армией, но злодеяния многими обожаемого грузина по сей день тяготеют как проклятие над местной русской общиной. Эстонцы - народ злопамятный, они не забыли двух депортаций, и это неудивительно: им всё время об этом напоминают, ведь история не наука, а вид пропаганды - политический инструмент, вам ли, в России, этого не знать.

Конечно, жизнь - штука неоднозначная. Эстония - маленькая, комфортная страна, бюрократии здесь немного, да и те проблемы, которые иногда возникают, можно решить по Интернету, а если ты на что-то имеешь законное право, ты это получишь. К тому же можно свободно, без визы, путешествовать по Европе (и не только), словом, есть ради чего стараться.

Но всё равно обидно. Ну скажите, почему Ольга Петровна должна вдалбливать нам, Саше, Шуре и Василию, историю и географию на эстонском языке? Мы же тупеем, мы уже не понимаем, озеро Миссисипи или гора. (А это вам, думает эстонский националист, месть за конец XIX века, когда всё было наоборот.)

К тому же нет перспектив. Заняться бизнесом ещё можно, хотя и тут у главных кормушек сидят "свои", но вот поступить на государственную службу очень трудно. Иными словами, голубую мечту всякого бездельника так просто не осуществить, придётся попотеть.

И всё же человек приспосабливается ко всему. Выросло поколение, в Эстонии зачатое. Им неведома та реальность, с которой мы, люди постарше, всё сравниваем. Они молоды, хотят жить и готовы быть лояльными, хотя бы внешне, что происходит в их душах, не знаю, наверняка там царит страшная неразбериха.

Есть среди них и литераторы. Им, кстати, не так уж плохо живётся. В этом году, например, аж трое молодых получили стипендию нашего фонда культуры, это почти по 400 евро в месяц. У многих ли начинающих российских писателей есть такие возможности для творчества? Если надо опубликовать книгу - тоже поддержат, выходят ещё и два литературных журнала на русском языке.

Нужно ли для того, чтобы быть русским писателем в Эстонии, приспосабливаться? Это смотря к чему. К политическим догмам, пожалуй, нет, достаточно помалкивать, а вот к литературной моде, да, обязательно, иначе спишут, тут с этим сурово, всё должно быть "как в Европе".

В общем, всё по Тойнби - вызовы, сплошные вызовы.

Калле КАСПЕР, писатель

«Мне бы шаг – по России…»

ПОЭЗИЯ ЭСТОНИИ

Михаил ГОФАЙЗЕН

Родился в Москве в 1954 году, где и прожил первую половину своей жизни. Получил высшее филологическое образование, занимался научными исследованиями на стыке философии и истории. С 80-х годов живёт в Таллине. Печатался в журналах "Радуга", "Поэзия", "Сетевая поэзия", "Таллинн", в коллективных сборниках и альманахах. Автор книг "День Восьмой" (2000) и "Эмигранты из Эдема" (2004).

***

В хоромах моих под полночь пророс ковыль.

Так тихо, что слышно, как ряску растит паук

и как по-пластунски на пол наползает пыль[?]

Так тихо, как будто нет смысла ни в чём вокруг.

На ток переплётов на полки слетелся снег.

Оно и понятно: из ваты ведь новый год.

С любовью везло, но на мой черноплодный век

родства не сумел я сыскать средь житейских вод.

Пружина молчанья вот-вот разрешится в крик.

Так холодно здесь, что скрипит под ногой паркет,

как наст, под которым затерянный материк,

где нет ничего и куда исчезает свет.

Объятья пустого кресла сжимают мрак.

Ну, здравствуй, моя Отчизна, я твой изгой.

Мне грезится вечность длиною в последний шаг,

откуда уже никогда не прийти домой.

Адам

Спрятал страус заката свою голову-солнце,

соловьи соловеют, на душе венценосно,