Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6367 ( № 15 2012)

И как тут не понять, что самый выраженный порядок практически неотличим от хаоса?

И в этом хаосе-порядке, как в плещущейся расплавленной амальгаме, налитой на бронзовую заготовку зеркала, которую Магараль, средневековый алхимик, протянул, раскалённую и зажатую щипцами, германскому императору, а тот увидел в покрытой рябью бездне своего покойного отца, и спросил: "Какие законы там, в мире, где ты находишься?"

заключённый в округлый контур

квадрата пи

напряжение жил на зияющий ноль

деля

оголённой рукой вот попробуй теперь

слепи

круассанов версаля и ромовых баб

кремля

и замёрзни потом на границе

глухой степи

на участке большой цепи

Страшно? Но никто не обещал, что страшно не будет. Время наше ничуть не менее жуткое, чем какое-либо другое. Время наше, и оно же нам не принадлежит, развиваясь по своим собственным уложениям. Подлинная поэзия - это и фиксация времени тоже. И поэзию, как любое одиночество, могут перенести лишь бесстрашные люди.

Амирам ГРИГОРОВ

Знаете ли вы Париж?

КНИЖНЫЙ

РЯД

Кира Сапгир. Париж, которого не знают парижане . - СПб.: Изд. "Росток", 2012. - 384 с. - 1000 экз.

Париж давно заслужил такую книгу. Заслужили осколки его Средневековья, чудом уцелевшие под всесокрушающим циркулем барона Османа, заслужили подземелья, каналы, блошиные рынки, странные пассажи, заслужили парижские сады и диковинные музеи, подобных которым, кажется, нет нигде. И улицы греха с весельем и горем пополам. И кладбища. И приюты музыкантов. И оазисы гурманов. И адреса великих теней. И тени без адресов.

Конечно, найдётся множество парижан, которые совсем неплохо знают тот Париж, о котором рассказывает автор, но к большинству обитателей французской столицы утверждение заголовка приложимо наверняка. Ведь точно так же миллионы петербуржцев не подозревают, что на Васильевском острове, в четырёх и семи минутах ходьбы от ростральных колонн есть Тифлисский переулок и ботанический сад.

Наверняка на французском языке издано немало подобных книг о Париже. Но нашим соотечественникам присущи два противоречивых качества: неистребимая культуроёмкость, с одной стороны, и дурное знание иностранных языков - с другой. Отдав должное покупкам на улице Риволи и в "Галери Лафайет", они, как правило, благовоспитанно переключаются на Лувр и Орсэ, на речные прогулки по Сене и экскурсии в автобусах с открытым верхом. Но обычно до отъезда остаются ещё два-три дня. Их-то и поможет украсить рецензируемая книга.

Кто, полистав издание, устоит от соблазна посетить место, где 25 апреля 1382 года в пять часов пополудни алхимику Николя Фламелю с помощью супруги Пернеллы удалось впервые "превратить полфунта ртути в примерно такое же количество чистого золота"?! И если бы это удалось лишь однажды! Нет, Фламель ставит производство золота на поток. К нему приходит баснословное богатство: он становится собственником тридцати с лишним домов и земельных участков только в Париже. К чести Фламеля, он проявляет чудеса щедрости. Вместе с женой они основали и содержали 14 больниц и 7 церквей, заботились о вдовах, сиротах и бездомных. По воскресеньям алхимик раздавал милостыню у церкви Сен-Жак де ля Бушри. Улочки, некогда её огибавшие, по сей день носят имена Фламеля и Пернеллы.

А вот ещё одна парижская диковина, информацию о которой раскопала Кира Сапгир. Речь об островке раннего социалистического эксперимента. В 1882 году инженер Эмиль Кашё, поклонник идей утописта Фурье, основал в Париже ассоциацию "Кооператив рабочих жилищ Пасси-Отей" и силами этой ассоциации построил до конца XIX века "посёлок равноправных тружеников" из 67 "образцовых пролетарских домов" - и не где-нибудь, а в архибуржуазном 16-м округе. Предполагалось, что это будет работающий, как сказали бы сегодня, "в тестовом режиме" фаланстер - ячейка справедливого общества, производительно-потребительская модель будущего "правильного" социального строя. Населяющие её пролетарии должны были пользоваться, среди прочего, выгодами общественной организации приготовления пищи, стирки белья и т.д.

Как и следовало ожидать, фаланстер быстро эволюционировал в нечто иное - не зря его нынче населяют профессора университетов, журналисты, лица свободных профессий.

А как не посетить Музей Монпарнаса (авеню дю Мэн, 21), так упоённо описанный в книге? Здесь в 1912 году художница Мария Васильева, ученица Анри Матисса, создала в своей мастерской сперва "кантину" (столовку) для бедных художников, а затем Свободную русскую академию художеств, превратившуюся позже просто в Academie Vassilieff. В музее, созданном несколько лет назад усилиями энтузиастов-французов и ещё не попавшем в большинство путеводителей, работает постоянная экспозиция "Мария Васильева в своих стенах".

Книга Киры Сапгир полна таких историй. Их хочется пересказывать и пересказывать. Почти каждая из них - идёт ли речь о хрустале, о стиле "модерн", об абсенте и трюфелях, о тайнах Парижского метро - история какого-то удивительного человека или группы людей. Это книга историй в лицах.

Хочу закончить цитатой из предисловия к книге. Оно принадлежит перу почётного члена Российской академии художеств, знаменитого французского слависта и коллекционера Ренэ Герра. (Отмечу: предисловие написано по-русски): "Откроешь эту книгу, тронешь лампу Аладдина - и с её страниц стремительно вырвется читателю навстречу сам дух вольного и таинственного Города, который и нашёптывает автору все эти поучительные, весёлые, грустные, а порой озорные истории".

Александр ГОРЯНИН

«Чем тише голос – тем слышней»

КНИЖНЫЙ

РЯД

Изяслав Котляров. Небесная весть : Стихи. - М.: Издательский дом "Золотое перо", 2012. - 304 с. - 1000 экз.

Прекраснодушные стихи. Катарсические. По тональности такие же, как и в предыдущих книгах. И тематически сходные. Котляров пишет только о самом главном, глобальном: о Боге, душе, смысле жизни и поэзии, о России.

Богу стихами молись,

может, придёт пониманье:

стих - изречённая мысль,

та, что в Священном Писанье.

О таком нужно писать традиционно строго, с точными рифмами и стройным ритмом. Именно так и пишет Изяслав Котляров. Интонация ровная и глубокая, в которой важна не бесконечная переменчивость настроений, а важен серьёзный душевный настрой, даже скорее - духовный строй. И - как непременное условие - строгость к себе, к поэту и человеку.