Эдуард Лимонов - Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

Я даже не нашёлся сказать что-нибудь остроумное. Только фыркнул: « Во как!»

Далее он сообщил, что будет писать заявление об уходе. Решил. Раздумывает. Так как у него пытаются украсть победу. Некоторые личности оспаривают его роль в победе «Блока Быкова». Что Быкову собираются продлить следствие ещё на шесть месяцев.

« Помните, вы сказали, что Анатолий Петрович — исторический человек, — напомнил я. — В случае, если он примет ваше заявление, вы вынуждены будете покинуть Историю, то историческое пространство, в котором действует Быков. Я не советую вам писать заявление, если вас интересует моё мнение. Оставайтесь в Истории». Он удивлённо посмотрел на меня и сказал, что ему кажется неожиданным такое мнение и он поразмышляет над сказанным мною. А с родственниками он ничем не может помочь. Поразмышляет. Хотя всё было ясно: человек с литературно устроенным мозгом, Георгий, конечно, понимал, что живёт в сказке, ну как управляющим маркиза Карабаса, и хотя маркиз временами попадает в королевскую тюрьму, но его жизнь интересует всё королевство, ежеминутно. Любой чих маркиза интересует население, других вельмож, заморские страны. А уйти из управляющих — будешь жить обыденно. Спадет темп жизни, исчезнет ритм и возбуждение трагедии. Сейчас Георгий Рогаченко живёт в окружении атрибутики трагедии: предполагаемые мёртвые тела, устилающие путь маркиза, тюрьмы маркиза, т. е. застенки, в которых он томится, его враги — предатели ростом в 3 метра. Всё значительно, всё мощно, симфония. А уйти из этой жизни — дальше будут какие-нибудь какающие полевые песенки, и только. Георгий был прав, когда сам назвал Быкова историческим — Быков уже и сам собой давно не управляет. Но подчиняется трагедии. РАЗЫГРЫВАЕТСЯ СУДЬБА АРХЕТИПА, рок. Человек обычный и вульгарный не может увидеть то, о чём я сейчас говорю, но это вещи очевидные, такие же реальные, как буханка хлеба.

Я попрощался с Георгием и уехал в той же «Волге». Было такое ощущение, что мы больше не увидимся. Во всяком случае, он создал такое ощущение. Может, Быков отказал ему в доверии? Уже?

Есть в драматургии понятия: основная сюжетная линия и побочная сюжетная линия, или две, или даже три, если это многоактовое, многосложное драматическое построение. В драме, которую я расследовал, есть герой — некто Анатолий Быков. Когда я вторгся в драму его жизни, вошёл внутрь, драма уже превратилась в трагедию. Уже шёл по меньшей мере 3-й акт, не последний, но третий. В драме может быть пять актов. Уже было немало сражений. И тут появился я и своим появлением создал дополнительную побочную сюжетную линию: моё появление подключило ФСБ, которые, очевидно, подпрыгнули от удовольствия: во, сейчас, дело появилось — образовалась интрига, заговор. Хозяйка с потерянными ключами; Рогаченко («Достать денег для покупки оружия»); майор Щипанов («Вы прибыли с целью провокации»), человек с кавказским акцентом — требовавший адрес Лимонова, наружное наблюдение, обыск… Словом, полнокровная дополнительная сюжетная линия, образовалась она вследствие факта: Лимонов пишет книгу. Я уверен, в Москву они докладывают что-то вроде:

«Существует реальная опасность смычки криминальных денег с радикальной политикой, бандитских капиталов с радикальной националистической партией. И её идеологией».

В «Когте» ведь они приблизительно такие вещи докладывали. В «Когте» ведь даже вполне бездарного Лебедя-старшего обвиняли в том, что он попытается отделить Красноярский край в Русскую республику…

20 декабря от главного адвоката Быкова Генриха Падвы стало известно, что прокуратура Северо-Западного округа Москвы продлила следствие о покушении на Павла Струганова до 21 марта 2001 года. Следователь Лапин заявил «Коммерсанту»:

«Решение о продлении срока было вызвано необходимостью проведения ряда психологических экспертиз в отношении как самого Быкова, так и свидетелей по его делу».

Всё, что можно было расследовать в моём индивидуальном следствии по делу Анатолия Петровича Быкова, я расследовал. Оставались области, куда я не мог проникнуть. Шли ещё сведения о некоторых второстепенных фигурах следствия, о Лебеде-младшем и Дерипаске. Но эти крохи я подбирал на ходу. Кое о каких своих нерасчётливых поступках я пожалел, но было поздно. Так, я жалел, что дал телеинтервью аналитику и политологу Новикову, в котором я говорил о моём отношении к Быкову и предстал всему краю политически голым, объяснился на полную катушку, признался в своём экстремизме. Интервью прошло по экранам в самом конце ноября. И по-видимому, председатель Национал-большевистской партии Лимонов напугал людей, которые могли бы рассказать интересные вещи о Быкове писателю Лимонову. Я был разъярён и сожалел, что параноидное ФСБ распространило обо мне свои сведения и тем напугало всех, кому эти сведения забросили. Русские вообще пугливы. Те, кто разговаривал со мной раз, не встретились второй, а те, кто планировал встретиться, не встретились вообще. Получалось, что круг расследования замкнулся. Надо было подбивать баланс и собирать пожитки. Я объяснил свои проблемы Федору Сидоренко, и он посоветовал мне написать письмо Быкову; якобы открылся канал, по которому с ним стало возможным общаться письменно. Я написал Быкову в «Лефортово» об ФСБ, об оружии и о неумеренной подозрительности некоторых его товарищей. Фёдор Сидоренко сообщил мне, что его кабинет и ещё два кабинета в «Авто-Радио», оказывается, прослушиваются. Доброжелатель пересказал Федору содержание нескольких его разговоров, проведённых «с глазу на глаз». Правда, было неясно, кто прослушивает: ФСБ, менты, конкуренты, люди Быкова? И было непонятно, кого подслушивают: Э. Лимонова или «Авто-Радио».

Фёдор также посоветовал мне встретиться и с Мариной Добровольской, так сказать, обратиться к сторонникам Быкова через голову Рогаченко. И я последовал совету: приехал на ТВК и объяснил Марине ситуацию, сообщил и о том, что меня не допускают к родственникам. Оказалось, поведала Марина, среди быковцев давно зрело и вот началось восстание против романтичного Рогаченко, и свои письма недовольства им уже отправили Быкову некоторые важные для Быкова люди. Я не стал вмешиваться в их восстание против москвича. Это не моё дело. Марина Добровольская связала меня с личной секретаршей Быкова, и та в тот же день связалась с женой Анатолия Петровича.

Однако никаких сдвигов не случилось. « Марина Быкова в Москве, она очень устала, вы же понимаете, в каком она состоянии, давайте подождём», — сказала мне личная секретарша Ирина. Я сказал, что понимаю. Но вот, понимаете, есть договор — есть издатель. Мы договорились, что свяжемся. В довершение всего не появился ещё раз майор Щипанов. Решил, наверное, что хватит, и так много наговорил.