Михаил Руденко - Ядерный меч Сталина: немецкий след

7 января. Знаковый день в жизни немецкой «атомной диаспоры» в Советском Союзе: Сталин, Берия и Маленков беседуют с 11 ведущими немецкими специалистами, привлеченными к участию в советском атомном проекте. С нашей стороны в беседе участвует только Игорь Курчатов, но не произносит ни единого слова.

8 января. В Англии публикуются списки ученых, работающих (на текущий момент) в области атомной энергии. Список американцев включает 7 имен, причем все — лауреаты Нобелевской премии; список англичан — 8 имен, среди которых и завербованный Клаус Фукс.

Осведомленность авторов публикации по части масштабов вовлечения специалистов в советский атомный проект просто потрясает. Авторы пишут, что в группе доктора Н. Риля — 6 специалистов, кроме него самого; в группе проф. М. Арденна — 11 специалистов и 14 человек технического персонала; в группе проф. Г. Герца — 13 специалистов и 4 техника.

Но куда же при такой осведомленности иностранцев смотрит закаленная в боях советская контрразведка?

9 января. Начальник 4-го спецотдела НКВД генерал В. Кравченко сообщает о наличии у него списка еще 17 ведущих физиков-ядерщиков, участников уранового проекта, которые остаются в Восточной зоне. Он советует помочь этим немцам сделать правильный выбор, а именно — арестовать и вывезти их в Советский Союз.

10 января. Академик А. Алиханов, несколько раз побывавший в Германии в прошлом году, делает на собрании техсовета Спецкомитета доклад «О работах по атомной энергии в Германии, проводившихся в годы войны».

13 января. Руководство страны помнит о существовании в районе Сухуми научного анклава немецких специалистов: СНК принимает Постановление № 78–30 «О работе институтов «А» и «Г» (условное наименование: объекты «Синоп» и «Агудзеры»).

Тут же ПГУ докладывает Сталину о том, что на текущий момент из Германии в Союз вывезено 70 ИТР, в том числе 3 профессора, 17 докторов наук и 10 инженеров. Все они имеют опыт работы в немецком урановом проекте.

17 января. Заседает горно-металлургическая секция ИТС ПГУ,

обсуждая проект реконструкции завода № 12 в Электростали, идущей, кстати говоря, уже полным ходом. Экспертами являются доктора Н.В. Риль и Г. Вирту. Решение по данному вопросу будет принято 8 февраля.

21 января. И. Курчатов впервые беседует со Сталиным о советской конструкции первой атомной бомбы.

Много позднее в личном архиве И. Курчатова будут найдены записи фрагментов этой беседы, сделанные им в последующие дни: «Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и заводы, и опыт…» И еще: «Как немцы все это делали? Какую пользу они нам уже принесли и еще смогут принести!..»

Конец января. Оказывается, Курчатов не только беседовал со Сталиным, но и направил ему справку о том, чем именно немецкие специалисты уже занимаются в нашем атомном проекте. В ней, в частности, говорится: «При участии немецких спецов под руководством доктора Н. Риля завод № 12 переоборудуется и уже выдал первые партии металлического урана удовлетворительного качества. Решением правительства предусмотрено, что к концу 2-го квартала 1947 года завод выдаст полное количество металла, необходимого для строящегося уранового котла…»

Именно в эти дни на заводе № 12 вводится в строй цех опытного производства, в котором все оборудование и приборы — немецкие. Сырье тоже «трофейное». Последним по счету будет пущен цех № 1 (также на немецких оборудовании, приборах и сырье).

Январь. Соратник Курчатова, Исаак Кикоин, просит разрешения Берии посетить лаборатории «А» и «Г».

В институте «А» его интересует конструкция и технология изготовления трубчатых фильтров, разрабатываемых проф. Тиссеном, испытания которых дали хорошие результаты. А в институте «Г» — установки для очистки газообразного гексафторида урана.

6 февраля. Деятельность И. Курчатова как научного руководителя атомного проекта находится под жестким контролем: он, в частности, обязан лично (своей рукой!) писать в адрес Берии докладные записки о проделанной работе. В подобной записке он пишет: «Ведущиеся работы по получению изотопа урана-235 газодиффузиозным методом следует активно развивать и далее.»

18 февраля. Проф. Гейнц Поле с семьей прибывает в Союз и размещается в Озерах близ Одинцово, под Москвой, на даче бывшего наркома ОГПУ Генриха Ягоды. Обнаружив, что персонал подчиненных, в которых он нуждается, отсутствует, 5 марта он вернется в Германию в сопровождении генерала госбезопасности В. Кравченко для набора сотрудников в свою группу.

19 февраля. Читатели уже знают, что основная группа немецких спецов обживает санатории «Синоп» и «Агудзеры» под Сухуми. Прежде всего, комплекс курортных зданий необходимо срочно, в авральном порядке, переоборудовать под потребности атомного проекта (его технологической части, которой здесь будут заниматься немцы).

Все вопросы, связанные с форсированием проводимой реконструкции, как раз и решает Спецкомитет на своем 14-м заседании.

28 февраля. Николаю Семенову, которого явно по недоразумению Игорь Курчатов до сих пор не пригласил на работу в лабораторию № 2, неймется: он предлагает Берии поручить разработку атомной бомбы именно его институту.

Очевидно одно: случись метаморфоза — и судьба советской бомбы могла бы стать совершенно иной! Но история сослагательного наклонения не имеет.

Записка Семенова Берии имеет приписку в конце текста: «Следует учитывать, что для эффективного использования талантливых немцев потребуется создание лабораторной базы, которая у институтов в данный момент отсутствует».

Конец февраля. Член-корреспондент Академии наук А. Лейпунский жалуется Берии: «Все расчеты, проводимые в рамках атомного проекта, базируются на измерениях ядерных величин, сделанных не нами! Для проведения подобных измерений нужны приборы и кадры! Еще летом 1945 из Германии доставлено 3 циклотрона, но они не работают, нет помещений. Еще до войны в Ленинграде изготовлен циклотрон, но он не запущен до сих пор. Привезенные из Германии две высоковольтные установки все еще находятся на складе. Нужны новые лаборатории и новые группы немецких специалистов!»

На сигнал ученого Берия реагирует молниеносно: его выбор падает на комплекс зданий детской трудовой колонии, что в 110 километрах от Москвы, на станции «Обнинское». А необходимых немецких специалистов чекистский генерал В. Кравченко обнаруживает на артполигоне Куммерсдорф под Берлином. Немцы (группа профессора Г. Позе), в составе 19 сотрудников, доставляются в Союз, но пока в Обнинске лаборатории нет, специалисты будут трудиться в лаборатории № 2 под Москвой вплоть до августа 1949 года — момента первого советского атомного взрыва.