Петр Болотников - Последний круг

Не знаю, в какой степени результаты в беге зависят от умении лазить по канату, но мне это упражнение понравилось. Не только из-за того, что я победил: надо все-таки развиваться всесторонне. По-моему, в тренировку стоит включать упражнения, не имеющие прямого отношения к твоему виду спорта. И всестороннему развитию это способствует, и на нервную систему хорошо воздействует.

После провала на кроссе от меня, видимо, не ожидали хороших результатов на беговой дорожке. Даже намекали на расставание. Дескать, дай дорогу молодым. Но я сказал: «Беговая дорожка широкая, пусть обгоняет кто сможет». Уже после весеннего матча в Ленинграде неприятные разговоры прекратились, наоборот — интересовались, чем помочь. Я как ушел со старта в отрыв метров на сто, так никого к себе и не подпустил. Все поставил на свои места. Через месяц на Мемориале Знаменских снова очень легко выиграл «пятерку». Вторым был Артынюк, третьим — Никитин.

— Новый человек?

— Да, новенький. В него крепко поверили — паренек старательный. В сборную включили на матч с американцами в Пало-Альто. Но там произошла неприятная вещь с этим Никитиным. Меня и Леню Иванова заявили на «десятку». В первый день мы бежали и выиграли очень уверенно. Во второй день бежать Артынюку и Никитину. Командная борьба была очень тяжелой, мы проигрывали после первого дня 8 очков, обстановка нервозная. Мы с Юрой Никитиным жили в одном гостиничном номере. Слышу ночью какие-то странные звуки. Прислушался: Юра зубами клацает, дрожь его бьет. Так всю ночь и не спал, нервничал ужасно. Утром поругал я его, а толку-то что. «Не могу, — говорит, — бежать. Проиграю или даже сойду с дорожки. Ничего не могу сделать с собой». Заволновался я: команда проигрывает, а тут наш вид, «пятерка», которая должна дать 8 очков, под угрозой срыва. Пошел я к Леониду Сергеевичу Хоменкову, руководителю нашей делегации. Выслушал он меня, нахмурился: «Ты капитан команды, решай сам!» Я понял — Хоменков хотел, чтобы я побежал вместо Никитина. Но слыханное ли дело — на следующий день после «десятки» бежать пять километров. Тем более в таких ответственных соревнованиях. Вернулся я к себе в номер, поднял Юру с постели, и пошли мы на зарядку. Пробежались. Метров через сто Юра на землю садится, ноги его не держат. Я промолчал, к себе прислушался. Чувствую, что организм в порядке, ноги слушаются меня, сердце стучит ровно. И — главное — нет отвращения при мысли о соревнованиях. Пришел я к Хоменкову: «Заявляйте меня!» Врач осмотрел Никитина, дал официальную справку о болезни. Юра действительно был в состоянии, близком к истерике.

Выиграли мы с Артынюком «пятерку». Потом на торжественном приеме американцы объявили о присвоении мне звания почетного гражданина Пало-Альто. И почему-то назвали профессором. «Видишь, — говорили ребята Никитину, — не заболел бы медвежьей болезнью, тоже стал бы профессором».

Еще до матча в Пало-Альто я чувствовал, что нахожусь в отличной форме. Планомерная и спокойная подготовка дала мне возможность довольно легко подвести себя к такому примерно состоянию, какое было у меня перед Римской олимпиадой. Для этого потребовалось гораздо меньше усилий, чем в 60-м году. Исаич начал поговаривать о мировом рекорде, даже как-то сказал, что я могу пробежать «десятку» быстрее 28 минут. Я в то лето очень часто выступал на соревнованиях. Больше сорока стартов было. Должно быть, именно это помогло мне сравнительно легко войти в форму. Тем более соревнования оказались спокойными, очень уж терпеть на финише не приходилось.

Я был в ту пору в таком состоянии, что не мог подолгу ходить или стоять. Все время хотелось бежать. Помню, мы прилетели из Штатов, а на следующий день уходил поезд в Хельсинки на фестиваль молодежи и студентов. Первую ночь в Москве я плохо спал — сказалась разница во времени между Америкой и нами. Поворочался я в постели, подумал с тоской о том, что завтра целый день сидеть в поезде, и тихонько вышел на улицу. Уже светало. Я вышел в парк и пустился бежать. Когда часа через два вернулся домой, там был порядочный переполох.

Сразу после возвращения из Финляндии начал непосредственную подготовку к чемпионату СССР. Решил побить там рекорд мира.

Мы с Васей Савинковым, рекордсменом страны на 1500 метров, провели контрольную прикидку на трех кругах — 1200 метров. Это обычный контрольный отрезок. Перед Римом я пробегал его за 3:06–3:07. Сейчас, перед чемпионатом СССР 62-го года — за 2:58,6. Тут же провел скоростную тренировку 10 по 1000 метров. Каждый километр проштамповал за 2:42,5, на полсекунды быстрее, чем в 60-м году. В общем, лучше я был подготовлен.

Но рекорды на стайерских дистанциях бьют обычно при идеальных условиях. Мне, однако, не повезло. Перед самым забегом прошел дождь. Дорожка в Лужниках намокла и стала тяжелой. Да и о помощи речи быть не могло. Был ведь чемпионат страны, шла борьба за медали, за путевки на европейское первенство в Белград. Бежал я по своему графику. Исаич орал мне время по кругам. Рекорд мира я побил, но выйти из 28 не удалось. Пробежал 10 тысяч метров за 28:18,2.

Решили выходить из 28 в Белграде. В золотой медали уже не сомневался, думал о мировом рекорде. Все-таки были основания для оптимизма: никому из стайеров за лето не проиграл я на дорожке и результаты имел лучшие в мире.

Правда, допустил-таки я одну промашку. Это было на сборе в Путе-Водице перед поездкой в Белград. После напряженной тренировки выпил я ковш ледяной воды прямо из колодца. Забыл я, что бедный мой организм работает на пределе возможностей, что реагирует он сейчас на малейшее воздействие. И вот, пожалуйста, реакция — почки. Перегрузка почек. Так схватило, что ходить не мог. Мне бы селедочку поесть, чтобы восстановить соляной баланс, а потом просто рот прополоскать. А я ковш воды выпил, дурень. Наш врач Григорий Петрович Воробьев дня через три привел меня в порядок с помощью антибиотиков. Но что-то во мне уже нарушилось. Прошли почки, разболелся желудок. Лимонадом несвежим отравился. Хорошее промывание сделало свое дело. Я быстро пришел в себя, но было досадно, что не смог полноценно провести очень важные последние тренировки.

Уже в Белграде новая напасть, ногу подвернул. Ту же самую — левую, которая меня в 58-м году мучила. Но несколько физиотерапевтических процедур в белградском медицинском центре и мягкая опилочная дорожка сделали свое дело. К первому дню чемпионата — а в этот день был финальный забег на 10 тысяч метров — я чувствовал себя абсолютно здоровым.

На рекорд я решил идти лишь в том случае, если на первых километрах будет достаточно высокий темп. Увы, никто из участников лидировать не захотел. Пришлось мне взять инициативу на себя. Километра два я тащил француза Боже и очень злился. Злился на то, что бегуны, как на подбор, попались неинтересные, отсиживаются сзади и не хотят бороться за золотую медаль. Подумав так, я решил, что рекорд уже не состоится и что тащить за собой весь этот обоз нет никакого смысла. Я прибавил и ушел вперед, прихватив симпатичного невысокого немца Фридриха Янке. Вот он мне помог немного. Вышел разок вперед. И я его тоже протащил, увел от преследователей, помог получить серебро. Ровно за круг я оставил Янке и хорошенько спуртанул. Никто и не пытался меня догнать.