Владимир Новиков - В союзе писателей не состоял (Писатель Владимир Высоцкий)

Высоцкому были творчески интересны явления преимущественно дисгармоничные, но общая картина жизни, им созданная, отмечена гармоничной пропорцией между миром и человеком, - пользуясь древними философскими терминами - между "макрокосмосом" и "микрокосмосом". Самые разные есть у Высоцкого персонажи, но ни один из них не выступает условной функцией, бездушным материалом, в каждом - потенциальный мир. Часто нереализованный, задавленный, искаженный, но -мир, составленный из противоположностей, имеющий полюсы добра и зла.

Для Высоцкого все начинается с личности. А с чего начинается личность? С осознания своей от-личности от других: я не лучше, чем они, я не хуже, я - другой. А мотивы, конкретные формы проявления индивидуального начала могут быть самыми разными. Это может быть непонятная остальным любовь, как у персонажа "Наводчицы" или у Жирафа, влюбившегося в Антилопу. Это может быть неожиданный отъезд в Магадан, неразумный с точки зрения окружающих. Это может быть азартная преданность морю или горам. Не может человек стать собою иначе как через "иноходь", через противопоставление себя другим: "...у них толчковая -левая, //А у меня толчковая - правая!" И это не какая-нибудь там идеология, а закон человеческой природы.

Если человек - настоящая личность, то ему совершенно не нужно, чтобы другой человек был на него похож, подражал ему. "Свой, необычный манер" подлинная личность никому не навязывает. Наоборот, она испытывает внутреннюю потребность в том, чтобы другие были другими. С парадоксальной афористичностью сформулировано это в "Чужой колее":

..делай, как я!

Это значит - не надо за мной.

Ну, а дальше что? Так и замкнуться в уединении? Нет, самоудовлетворенный солипсизм у Высоцкого неизменно попадает под иронический обстрел:

Если б знали, насколько мне лучше,

Как мне чудно - хоть кто б увидал:

Я один пропиваю получку

И плюс премию в каждый квартал!

Так и чувствуется: персонаж только уговаривает себя, что ему "чудно", на самом-то деле он своим одиночеством тяготится. Но в принципе одиночество, уединение человеку необходимо, чтобы накопить какое-то внутреннее богатство. А когда оно накопилось, тоща возникает ненадуманная, неподражательная, несуетная потребность в контакте с другими людьми. Вся суть здесь - в качестве контакта, в степени его искренности и истинности. Высоцкого постоянно беспокоит проблема, обозначенная и в ранней поэзии Евтушенко: "чужих людей соединенность и разобщенность близких душ". И он изо всех сил воюет со всеми формами ложной близости:

Пары соединяют

А им бы разъединиться.

Но в жизни постоянно возникают такие ситуации, такие лабиринты (недаром Высоцкий обратился к мифу о нити Ариадны), "где одному //выхода нет!.." Следующее звено в системе ценностей Высоцкого -двое. Тут вспоминается замечательная художественно-философская типология человеческих отношений, развернутая в романе Курта Воннегута "Колыбель для кошки". Существуют, по Воннегуту, иллюзорные единства людей - "гранфаллоны" (к ним сатирик относит политические партии, национальные и земляческие корпорации и многое другое), и существуют единства истинные - "карассы" (когда людей соединяет накрепко, помимо их воли, сама судьба). Одна из форм "карасса" "дюпрасс", то есть единство именно двух людей. Можно сказать, что феноменология такого "дюпрасса" развернута Высоцким с предельной наглядностью:

Вдруг заметил я - нас было двое...

Двое - это и "зэка Васильев и Петров зэка", и летчики, вступающие в неравный бой ("Их восемь -нас двое..."), и шофер из "Дорожной истории" со своим - пусть небезупречным - напарником, и "тот, который не стрелял" вкупе с тем, в которого стреляли остальные. Двое - это и любовь, и совместная борьба, и общая преданность профессии. Иногда - все это вместе, как в "Песне о двух красивых автомобилях", имевшей автобиографическую основу и исполнявшейся в фильме "Точка отсчета" Мариной Влади. Доминанта драматизм, двое всегда находят друг друга через противопоставление своего союза остальному миру. И это тоже не причуда, а закон бытия.

На той же драматической основе строятся в мире Высоцкого и более крупные истинные единства людей. Трудно даже найти термин для обозначения этих единств, равноценный воннегутовскому "карассу". Коллектив? Да нет, для Высоцкого это слово приемлемо только в ироническом и пародийном контексте: "То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив". "Коллективом" здесь можно назвать разве что тех любителей "старки" и "зверобоя", которые не спешат откапывать "стахановца-гагановца". Это стадное единство на основе недоброго, разрушительного чувства (Высоцкий сам не раз его ощущал на себе: "чувство локтя, - который мне совали под ребро"). Но главное, что есть, есть в реальной жизни неподдельное чувство слитности (Толстой называл его "роевым" началом), которое объединяет людей перед большой бедой или в стремлении к большой цели:

За грехи за наши нас простят,

Ведь у нас такой народ:

Если Родина в опасности

Значит, всем идти на фронт.

"Вы тоже - пострадавшие,

А значит - обрусевшие:

Мои - без вести павшие,

Твои - безвинно севшие".

Важно только подчеркнуть, что у Высоцкого личность не растворяется, не теряется в "рое", постоянно ощущает свою отдельность.

Тут впору сказать и о концепции патриотизма, выраженной во всей совокупности произведений поэта. Это прежде всего патриотизм не декларативный, предельно сдержанный. В романе Л.Толстого "Война и мир" четко выдерживается одна закономерность: все персонажи, называющие себя патриотами, таковыми на самом деле не являются, истинный патриотизм себя напоказ не выставляет. По такому же принципу поляризуются все персонажи Высоцкого.

И еще это патриотизм не стадный, не групповой, а глубоко интимный, личностный. Лирический герой - впрочем, нужен ли здесь такой термин? - нет, просто автор - беседует со страной, так сказать, один на один:

Я стою, как перед вечною загадкою,

Пред великою да сказочной страною...

И не заискивает он перед нею, понимая ее величие. Она велика в своем вечном измерении, в своем сказочном "всегда", но в своем конкретном "сейчас", увы, выглядит "сонной державою //Что раскисла, опухла от сна". Взгляд суровый, но честный и ответственный.

И вот так, по ступеням, через диалог личности с другой личностью, со всеми людьми, со страной -поэтическая мысль Высоцкого выходит на высший уровень - диалог человека и мира. Именно об этом -"Кони привередливые", "Натянутый канат", "Прерванный полет" - образцы ни на что и на на кого не похожей философской лирики, строящейся не на медитации, не на одном только размышлении, а прежде всего на сюжетном движении. Этот разговор с миром предельно индивидуален: ведь именно Высоцкого, а не кого-нибудь другого так несли вперед "кони" -страсть, судьба, непокорность, именно он сам прошел свои "четыре четверти пути" по натянутому, как нерв, канату, его, а не чей-нибудь творческий и жизненный полет так трагически "не до...". Но вместе с тем какую всеобщность приобрел духовный опыт этого человека! Мы, обыкновенные, не героические совсем люди, читатели Высоцкого, безо всякой позы и наигрыша можем подставить в это лирическое "я" - "я" собственное. Высоцкий не возвышается над нами, а ведет с каждым диалог на равных.