Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя

Эти же мысли прозвучали из его уст в тот же день на торжественном собрании коллектива МГК СССР. Характерно, что это не была привычная речь по случаю юбилея с рапортом о достигнутом и перечислением фамилий отличившихся. Лев Захарович, учитывая, очевидно, недавние серьезные претензии со стороны ЦК, об успехах не говорил вовсе. Обратившись к истории и определяя этапы становления социалистического государственного контроля, он особенно акцентировал внимание на роли Сталина в этом процессе, неоднократно цитировал его, перемежал речь славословиями и здравицами в адрес вождя, вроде такой: «Слава, слава, вечная слава величайшему полководцу, мудрому и прозорливому вождю, Генералиссимусу Сталину, под руководством которого одержана всемирно-историческая победа!»

Судя по дальнейшим событиям, линия поведения Мехлисом была выбрана правильно. Ему удалось переломить ситуацию и вернуть доверие к себе и своему ведомству. К тому же, как свидетельствуют имеющиеся архивные документы, директивные органы и сами по прошествии некоторого времени осознали поспешность лишения Министерства госконтроля СССР прежних полномочий и пусть не полностью, но восстановили статус-кво.

МГК СССР в мае 1949 года произвело проверку правильности списания материальных ценностей на семи железных дорогах страны, показавшую, что соответствующее постановление правительства о ежегодной инвентаризации на железнодорожном транспорте грубо нарушалось, при этом инвентаризация использовалась как ширма для списания и сокрытия недостач оборудования, техники и материальных средств.

В июне того же года в соответствии с поручением правительства в 35 областях, краях и республиках было проверено выполнение плана капитального строительства и ремонта складов и элеваторов для приемки нового урожая. Выявленная картина требовала скорейшего принятия мер: на 1 июня из 16 элеваторов в строй вступил лишь один, план капитального ремонта был выполнен всего на 51,5 процента. Убытки составили десятки миллионов рублей.

Несколько проверок и ревизий касалось производства и сохранности спирта. Был установлен факт искусственного завышения плановой себестоимости продукции в системе Главспирта Министерства пищевой промышленности СССР, благодаря чему главком была незаконно получена дотация в размере 81,6 млн рублей. Массовые приписки были выявлены и при проверке подведомственного Главспирту Ульяновского треста. [197] ГАРФ, ф. 8300, on. 1, д. 368, л. 127–128, 259, 319–320, 351–352. О значимости результатов, полученных подчиненными Мехлиса в ходе этих проверок, говорит тот факт, что они послужили побудительным мотивом для принятия правительством страны решения о создании в структуре МГК СССР в июле 1949 года Государственного контроля за сохранностью и расходованием спирта.

К этому моменту Мехлис уже около девяти лет находился у руля Госконтроля. Он был ярким представителем того типа руководителей, которых принято называть сталинскими наркомами. Под его руководством Госконтроль стал важнейшим элементом командно-административной системы.

Год 1949-й оказался в жизни Льва Захаровича переломным, давшим возможность испытать и взлет, и крах надежд. В январе он принимал поздравления в связи с 60-летием со дня рождения. В министерство, по домашнему адресу потоком шли поздравления. Из Днепропетровска пришла почтительная телеграмма от четы Брежневых (будущий генеральный секретарь ЦК КПСС, а тогда — первый секретарь Днепропетровского обкома, был в подчинении у Мехлиса на фронте, как начальник политотдела 18-й армии, входившей в состав 4-го Украинского фронта). Из Берлина — от маршала В. Д. Соколовского, из Каменец-Подольского — от местных властей как депутату, избранному по их округу. Поздравила «доброго друга, любимого товарища, превосходного большевика» семья поэта Александра Безыменского. Не остались в стороне композиторы-песенники братья Покрасс.

Витиеватостью слога и претенциозностью всех превзошел Климент Ефремович Ворошилов, написавший: «Дорогой Лев Захарович! Разрешаю себе (с запозданием, к сожалению) приветствовать Вас и поздравить с героическим подвигом шестидесятилетним пребыванием на одной из планет нашей солн[ечной] системы. Желаю Вам долгих и столь же успешных преуспеваний в д[альнейшей] работе и подвижного, преуспеянного (? — Ю. Р.) большевистского здоровья. Жму крепко руку».

Поздравления шли и от рядовых людей. Доставили письмо старшего надзирателя Ногинлага МВД СССР A.A. Шишулина с поздравлением и благодарностью за помощь в установлении пенсии сироте, которая воспитывалась в его семье. Напомнили о себе бывший красноармеец 46-й стрелковой дивизии в годы Гражданской войны Л. Фрайман, семья Алхимовых из Воронежской области, в доме которых в 1942 году некоторое время жил юбиляр, тогда — член Военного совета 6-й армии. А вот группа старых большевиков за поздравлениями не смогла спрятать обиду: по новому пенсионному законодательству у них отнимали льготы, закрепленные еще в 1930 году. Просим не допустить этого, молили члены партии с дореволюционным стажем. Когда были помоложе и здоровее, нужны были, а теперь…

По случаю своего юбилея Лев Захарович удостоился ордена Ленина. А еще через три месяца он прикрепил к своему полувоенному френчу еще один орден с тем же профилем. Теперь уже в связи с юбилеем своего ведомства.

И в этом же 1949 году произошли события, поставившие точку на политической карьере нашего героя. Летом стали беспокоить загрудинные боли. Это было новым и неприятным. Поехал отдохнуть в Барвиху, а потом по знакомому маршруту в Мисхор. Много купался, прогуливался в горах, катался на лодке, ловил рыбу — и недомогание отступило. Но, как оказалось, ненадолго и чтобы зимой ударить еще больнее. 4 декабря его сразил инсульт: отнялись правая нога и рука, нарушилась речь. К инсульту добавился инфаркт. Мехлис вновь оказался в Барвихе.

Выздоровление шло тяжело и медленно. Лев Захарович, возможно, впервые в жизни имел столько свободного времени, чтобы поразмыслить над пройденным и пережитым. Не мог он не задуматься, почему былая близость со Сталиным стала заметно ослабевать, с чем связана острая критика его ведомства, начиная с 1948 года. Все чаще приходила мысль, которую он гнал от себя, но та все возвращалась и саднила душу, так преданную вождю…

Прервем повествование, чтобы остановиться на вопросе, который прежде в нашей литературе стыдливо обходили, но который в реальной политике при Сталине, да и позже, играл существенную роль. Мы говорим о явственном антисемитизме, который исповедовала большая часть правящей верхушки, включая вождя (наличие там отдельных евреев вроде Кагановича или Мехлиса картину принципиально не меняло).