Николай Устрялов - Германия. В круговороте фашистской свастики

Установленная рапалльским трактатом 1922 года база мирных и даже дружественных германо-советских отношений обусловлена вескими объективными факторами, экономическими и политическими. Не так легко эти факторы изменить и эту базу разрушить. За десять лет между обеими странами успели наладиться тесные взаимные связи, разрыв которых болезненно отозвался бы не только на СССР, но и на Германии. Влиятельные слои германской буржуазии заинтересованы в деловом контакте с советским рынком. В руководящих кругах рейхсвера также немало сторонников германо-советского сближения. Характерно, что и среди национал-социалистических лидеров внешнеполитическая концепция Гитлера не встречает единодушного одобрения, чего и сам он не скрывает. Геббельс и Штрассер до последнего времени слыли решительными советофилами: Германии, утверждали они, по пути с молодым и смелым большевистским великодержавием, призванным доконать изолгавшиеся и распадающиеся демократии европейского Запада. Отто Штрассер отошел от партии в значительной мере из-за разногласий по русскому вопросу, и ныне в своем органе «Der schwarze Sender», перенесенном в Вену, ведет бойкий обстрел гитлеровской политики. Было бы, однако, ошибкой переоценивать значимость всех этих разногласий: они не удержат правительство Гитлера-Папена от попыток большой антисоветской игры, которой смысл и приз — раздел России.

Нельзя отрицать, что серьезные исторические тенденции диктуют объединение европейских государств, создание «Пан-Европы» с неизбежной политической направленностью, заостренностью против СССР. Но, с другой стороны, нельзя не видеть, что многочисленные разнообразные сложные препятствия противодействуют, на счастье Советского государства, этим тенденциям. И уже, во всяком случае, не ультрашовинистской, по-старому эгоцентрической, реакционно-милитаристской Германии Гитлера и Гугенберга под силу осуществить эту трудно осуществимую задачу. Скорее, напротив, такая Германия явится дополнительным препятствием на пути ее осуществления.

Разумеется, многое здесь, в этом огромном всемирно-историческом комплексе, будет зависеть также и от Советской России, ее государственной устойчивости и политической позиции, от путей дальнейшего развития русской революции.

Переходим к социальной программе наци, второму ключу их к сердцам массы. Какое реальное содержание кроется под громкими и сенсационно звучащими пунктами программы о национализации трестов, уничтожении нетрудового дохода и долгового рабства, разделении прибылей и т. д.? Что представляет собой гитлеровский социализм?

Прежде всего, конечно, это понятие полемическое: оно направлено против «марксизма», против коммунистов и социал-демократов. Нужно вырвать притягательное знамя социализма из рук интернационалистов. Нужно представить дело так, что в 1918 году социал-демократы, «ноябрьские преступники», предали не только родину, но и социализм, пав на колени перед мировой биржей, международным капитализмом. Настоящие социалисты этого не сделали бы; они стали бы защищать социализм до последней капли крови.

«12 лет, — гремит на митинге Геббельс, — интернациональная социал-демократия ведет политику национального унижения Германии, обманывая рабочих миражами пацифизма и демократии и ополчаясь на всякого, кто поднимает голос против этой политики дани. Довольно! Мы, рабочие, проиграли и войну, и социализм. Вильсоновские 14 пунктов социал-демократы выдавали за социализм. В день 9 ноября 1918 года, когда у нас провозглашалась «социалистическая республика», Германия оказалась под пятою капиталистической Европы. И хотя Шейдеман кричал, что отсохнет рука, подписывающая такой мир, — он все-таки был подписан».

Нельзя отказать этим ударным нападкам в известной полемической меткости. Перманентное «благоразумие» немецкой социал-демократии действительно являло собой удобную мишень для насмешек и обличений со стороны ее политических противников. Тактика непрерывных и далеко идущих компромиссов отняла у социал-демократических лидеров не только волевую решимость и способность к революционному риску, но даже и чутье своей собственной наследственной идеологии; получалось впечатление, что она ложится на их души чуждым балластом. Напрягая все усилия для спасения буржуазно-демократического строя, они продолжали именовать себя социалистами. До мозга костей проникшись психологией легальности по адресу буржуазного государства, они в то же время не отрекались открыто от революционного принципа. Вдобавок среди них не оказалось политиков крупного масштаба, которые сумели бы даже и тусклую тактику подать под острым, интригующим массы соусом. Нетрудно было обвинить их в измене социализму и революции. Коммунисты, как известно, сделали это обвинение центром своей борьбы с ними. На этот же путь, только справа, вступила и партия Гитлера.

Национал-социалисты спасают не только Германию, но и социализм, подхватывая и высоко вознося его падающее знамя. «В тот час, — продолжает Геббельс, — когда марксизм совершил свое всемирно-историческое предательство социализма, возник национал-социализм. Наша партия дала новую цель и новый смысл социализму, принесла с собою и политическую страсть, и политическую логику. Национал-социалистическое движение спасло у немецкого рабочего веру в социализм. Мы сорвали маску с марксизма и обнаружили его капиталистическую харю. Мы доказали рабочим, что так называемая «рабочая» партия не имеет права так называться: она втоптала в грязь все права народа и все права рабочих… Мы дали социализму практическую политическую цель, дорогую для всей нации. Покуда на немецком народе тяготеет проклятие военной вины и он должен платить миллиарды мировому капиталу, не может быть и речи об осуществлении социализма. Социализм возможен лишь у свободного народа. Мы же бьемся в тенетах мировой биржи».

Если немецкие социал-демократы предали идею социализма на поругание мировому капиталу, то немецкие коммунисты, послушные рабы московитов, используют ее в интересах всемирного еврейства, что по сути дела одно и то же. И те и другие в конце концов служат единому демону разложения, распада, гибели. И те и другие — злейшие враги не только национальной Германии, но и подлинного социализма. Красный интернационал отнюдь не есть нечто отличное от золотого, желтого.

В особую заслугу своему движению гитлеровцы вменяют сочетание, синтез начал социализма и национализма. Сам Гитлер, по строю своих мыслей отстоящий от социалистической идеи значительно дальше многих своих последователей, с своей стороны подчеркивает этот синтез. «Германия, — по его словам, — переживает кризис не власти, а миросозерцания. В нем противостоят друг другу буржуазно-национальный и марксистски-интернациональный лагери. К спасению от этого кризиса ведет третий путь, указанный нами: путь синтеза национализма с социализмом». О том же говорит и Геббельс: «Мы не национальные социалисты и не социалистические националисты; мы национал-социалисты. Это означает, что национализм и социализм у нас стали чем-то единым и нераздельным; один из них мы не можем мыслить без другого. Мы подпираем национализм социализмом, и социализм мы начиняем национализмом».