Николай Устрялов - Германия. В круговороте фашистской свастики

«Государство, — провозглашает Геббельс, — есть сумма всех народных хозяйственных и политических функций, сумма народной мощи. Оно воплощает в себе политический народ, и потому оно вправе определять жизненный закон общества. Оно — высший контрольный орган, и оно вправе вмешаться в хозяйственную жизнь, если форма хозяйства начнет угрожать свободе и чести народа. Оно вмешивается, когда хозяйство не вмещается в рамки общей политики; в противном случае оно его оставляет в покое».

Государство должно быть не классовым, а всенародным. Его задача — эмансипироваться, освободиться от оков индивидуалистического индустриального общества. Но этого нет в современной действительности. Нынешнее государство — классовое: капиталистическое. И национал-социалисты ополчаются против классового государства, призывают заменить его другим — тем, в котором править будет их партия.

Что же сделает она, придя к власти? Вмешается ли гитлеровское государство в хозяйственную жизнь или «оставит ее в покое»? И если вмешается, то как и зачем?

Нам известна партийная программа. Она достаточно радикальна, она демонстративно подчеркивает свою антикапиталистическую заостренность. Но беда в том, что о ней не знаешь: программа она или тактика?

На митингах и в брошюрах, как и в своей программе, наци не щадят капитализма. Но, всматриваясь ближе в их высказывания, анализируя наиболее ответственные их заявления, приходишь к выводу, что их идеология, поскольку о ней можно серьезно говорить, развивается в том же направлении, по которому с гораздо большим блеском шел итальянский фашизм. Ее антикапитализм — относителен, условен. В сущности, она приближается к той идеологии промышленного «этатизма», конкретный облик которого достаточно ясно обрисовался уже к началу нашего века: сначала теоретически, а в послевоенную эпоху отчасти и практически. Государство — верховный контролер экономической жизни общества, государство — регулятор, государство — «огонь Весты». Для того чтобы реально стать им, оно вынуждено произвести внутреннюю реконструкцию: от старой формальной демократии к новой современной национальной диктатуре плебисцитного типа. Собственность — не священное право, а социальная функция. Труд — всеобщая обязанность. Свобода — в пределах, диктуемых благом целого и целям государства. Широкое социальное законодательство. Экономический парламент. «Связанное» хозяйство, возрастающая роль планового начала. И, наконец, расширение государственного сектора хозяйства, рост прямой предпринимательской деятельности государства: «холодная социализация».

Эта система рецептов, чрезвычайно распространенная в наше время и богатая вариантами, несомненно, уходит глубоко корнями в наличную экономическую и политическую действительность. О радикальной реконструкции экономических отношений не может не заботиться и современная демократия, пытающаяся совместить новое экономическое содержание с прежней политической формой: достаточно вспомнить, что веймарская конституция провозглашала, что «собственность обязывает», что «пользование ею должно быть в то же время служением общему благу» (статья 153). Сама жизнь вплотную ставит все эти проблемы «реорганизованного капитализма» и «государственно-частного хозяйства»: перерождение тканей децентрализованной буржуазной экономики неоспоримо. Нельзя также отрицать, что необычайное оживление мысли в этом направлении обусловлено в наши дни активностью боевой социалистической идеологии, угрозой революционно-социалистического рабочего движения. Именно в качестве предохранительного клапана, предотвращающего революционный взрыв, выступает идеология реформы, стремящаяся «сочетать старое с новым», укротить и упорядочить частнокапиталистическую стихию планомерным воздействием государства.

Социализму противостоит «государственный капитализм». Тем менее, казалось бы, оснований называть «социализмом» гибридную расистскую программу, противополагающую себя исторически сложившейся теории социализма. Но тут еще раз приходится констатировать, что секрет этой словесной натяжки, этой сознательной стилизации понятий нужно искать в потребностях политической тактики прежде всего; это фланговый марш в маневренной борьбе с врагом. Слова имеют свою судьбу; очевидно, престиж самого термина «социализм» ныне козырь в политической игре. Разумеется, этот козырь нажит не самодовлеющим звучанием термина, а содержанием, вложенным в него историей.

Свои «социалистические» устремления Гитлер и его штаб стремятся направить, главным образом, в русло немецкой национальной ненависти к «международному финансовому капиталу», борьба с которым, по слову самого вождя, есть «один из важнейших программных пунктов борьбы германской нации за ее хозяйственную независимость и свободу». Образ «интернациональной биржи» чрезвычайно удобен для массовой агитации национал-социализма: он воплощает собою одновременно и ненавистных версальских мучителей Германии, и «мировую чуму» травимого расизмом еврейства, и, если нужно, известную часть отечественной буржуазии, и, наконец, даже рабочих, зараженных ядом марксистского интернационализма; одна из работ Розенберга так и озаглавлена: «Международный финансовый капитал как руководитель рабочего движения всех стран».

Свою социально-экономическую программу Гитлер вслед за Федером пытается теоретически обосновать различием двух видов капитала: 1) капитал промышленный, также аграрный и 2) капитал банковский, также торговый. Первый объявляется положительным экономическим фактором, творческой силой; это капитал национальный, сросшийся с родной почвой. С ним — не война, а мир и союз. Что же касается второго, т. е. биржевого, финансового, спекулятивного капитала, то он выступает интернациональным паразитическим наростом на здоровом теле национального хозяйства. От него необходимо избавиться. Достигнуть этого можно коренной реорганизацией кредита — под знаком уничтожения «тирании процента». Национал-социалисты, придя к власти, создадут единый центральный банк с беспроцентными ссудами всем верным немцам для производительных целей. Они упразднят золотой стандарт и введут «национальную денежную единицу». Каким образом порвать связь между промышленным и финансовым капиталом, не разрушая в корне всей системы современного капиталистического хозяйства, — в этом основная проблема указанной хозяйственной проблемы, книжкою Гитлера не решаемая. Нечего также говорить, что в ней тщетно было бы искать и мало-мальски серьезного обоснования теории «беспроцентного кредита», вызвавшей оживленные критические выступления ряда германских экономистов.