Николай Устрялов - Германия. В круговороте фашистской свастики

Такова — в упрощенной и оголенной формулировке — наиболее правдоподобная схема рассуждений «правоверного» национал-социалиста на тему об отношении его партии к плутократии.

Конкретным выводом из обеих схем должен был явиться тактический блок между руководством наци и крупной буржуазией Германии. Политический брак по расчету.

Чтобы развиться и процвести, новая партия нуждалась в средствах: для ведения большой политики, как для ведения войны, нужны деньги, деньги и деньги. На случай возможных уличных боев создавались, как известно, штурмовые отряды партии, «частная армия» в десятки, а затем в сотни тысяч человек, когорты гражданской войны. Они обходятся дорого, большие миллионы марок. Партийный аппарат, предвыборные кампании — все это требует средств. И средства находятся. Откуда?

Ходило много легенд об источниках пополнения гитлеровской казны. Нередко утверждалось, что деньги в нее притекают из заграницы: итальянские фашисты, английские консерваторы, вездесущий Детердинг, даже швейцарская буржуазия, даже… русские большевики!

Эти легенды оспариваются серьезными наблюдателями. Едва ли можно сомневаться, что партия доставала средства, главным образом, если не исключительно, внутри страны, а не за ее пределами. Известную часть расходов удавалось возмещать «легальными» доходами: членские взносы, прибыль с платных митингов и собраний, обычно многолюдных; в частности, особенно прибыльными неизменно оказывались выступления самого вождя. Но, конечно, львиную долю расходного бюджета приходилось покрывать субсидиями. Помощью имущих классов.

Насчитывали немало высококапиталистических покровителей национал-социализма. Нередко упоминались имена стального короля и члена н.-с. партии Фрица Тиссена, рейнско-вестфальского угольного магната Кирдофа, паровозного туза Борзига, фортепьянной фирмы «Бехштейн», калийного концерна и многих других. Назывались и кое-какие банки. Также и к юнкерам херренклуба протягивались будто бы нити из коричневого дома. Некоторые принцы крови, увлеченные патриотическими перспективами движения, с своей стороны, говорят, не отказывали в посильной лепте. Экс-кронпринц открыто приветствовал пробуждение национальной весны. Вильгельм из Голландии, пользуясь случаем, заверил, что живет спокойно, покуда действует Гитлер. Какой парадоксальный для народного социализма синклит благожелателей и благодетелей!

На буйном массовом митинге гитлеровский оратор вдохновенно громит международную буржуазию, концерны и тресты, «глотателей дивидендов». А в то же самое время эти поносимые, громимые глотатели уделяют частицы от своих не менее проклинаемых дивидендов на нужды этого оратора и его партии! Затейливы и прихотливы зигзаги политических путей.

Кто для кого таскает из огня каштаны? Или мнима сама двойственность контрагентов?

Лидеры наци в беседах с капиталистами стремятся выдержать независимый тон самостоятельной партии. Они попутчики, не больше. Пусть капиталисты решают сами, с кем им идти и кого поддерживать. Но только пусть они учтут, что выбор достаточно ограничен: если не свастика, то красное знамя. Безнадежно ставить ставку на веймарскую демократию: ее песенка спета. Правда, помогая национал-социалистам, капиталисты рискуют в будущем известными жертвами. Но лучше потерять кое-что, чем все. «Господа капиталисты должны помнить, — заявляет гитлеровский обер-штурмовик Рем, — что мы являемся единственной силой, способной защитить их шкуру». Эта шкура сама по себе не заслуживает горячих симпатий, но пока она нужна наци, ее приходится защищать. Гитлер проводит ту же мысль в своем выступлении в Дюссельдорфе, в клубе промышленников (январь 1932 г.): «Неправильно было бы из нашей установки против буржуазных партий делать вывод, что мы против буржуазии. Наоборот, если бы нас не было, не было бы давно и Германии и буржуазии». Не ради интересов самих капиталистов, а ради блага государства и всего народа нужно бороться с преждевременной и чрезмерной «марксистской социализацией». Наци борются не против собственности, а против «злоупотребления собственностью».

Деловой контракт с организованной плутократией не мог, конечно, не отразиться на политике Гитлера. Чем сильнее становилась его партия, тем отчетливее проявлялось ее буржуазное «обмирщение». Каучуковые формулы этатизма неудержимо наполнялись социально-реакционным содержанием. И если слова на митингах продолжали еще звучать радикально, политические дела вождя все безнадежнее отдалялись от соблазнительных обещаний и обязательств партийной программы.

В этом отношении весьма характерный эпизод произошел с ее 17-м пунктом, тем самым, который формулировал аграрные требования партии. Он провозглашал экспроприацию без выкупа земель для общего пользования, отмену арендной платы на землю и пресечение всякой земельной спекуляции.

Этот семнадцатый пункт имел очевидной задачей проложить его авторам путь в деревню. Он должен был завоевать для наци миллионы крестьян.

Но такие пункты неизбежно обоюдоостры. Читать умеют не только крестьяне, но и помещики. То, что могло легко сойти в 1920 году кучке безвестных, хотя и подающих надежды демагогов, доставляло немало хлопот лидерам огромной массовой партии, нуждавшейся в средствах и принужденной лавировать в сложной политической обстановке. Ост-эльбским и прочим аграриям определенно не нравился семнадцатый пункт. Конечно, они могли бы, подобно промышленникам, не придавать особого значения программной словесности, памятуя ее условную, служебную роль. Но, как видно, они оказались менее гибкими и сговорчивыми, нежели политики тяжелой индустрии. И чтобы не ссориться с организованным юнкерством, в 1928 году Гитлер вводит к одиозному аграрному параграфу примечание, получающее силу партийного закона и печатающееся с тех пор во всех изданиях «неизменной» программы, рядом с пунктом, им разъясняемым. Вот это примечание:

«Так как партия стоит на почве частной собственности, само собой разумеется, что слова «безвозмездное отчуждение» касаются только законной возможности отчуждать, в случае надобности, земли, приобретенные неправомерным способом или управляемые несоответственно народному благу. В первую очередь, тезис направлен против еврейских обществ спекуляции недвижимостями».

Ясно, что острота аграрной программы партии этим примечанием сводилась на нет. Помещики могут не тревожиться: Третья империя, государство немецкого социализма, процветающего «на почве частной собственности», меньше всего угрожает их интересам. Если же крестьянам мало земли, а безработным нечего делать, внешнеполитическая программа партии идет им широко навстречу: их расселят на польских и русских землях, имеющих быть присоединенными к немецкому отечеству. Там хватит места и для помещиков, и для крестьян, и для безработных. Нужно ли добавлять, что такой выход из положения встречает всемерное сочувствие аграриев и родственной им по духу военной аристократии рейха?