Николай Устрялов - Германия. В круговороте фашистской свастики

Шлейхер беседует с Штрассером; Гитлеру не по себе. Шлейхер выступает «красным генералом» — не по себе Папену и Гугенбергу.

Вывод напрашивается: не пора ли вспрыснуть живой водой гарцбургский труп? Недавно Папен со Шлейхером обошли правым плечом Гитлера. Потом Шлейхер левым плечом обошел Папена. Почему же теперь Гитлеру с Паленом не обойти сразу обоими, вернее, четырьмя плечами Шлейхера? Излишне пояснять, что за этим комическим круговоротом лиц зловеще выступал трагический водоворот безличных социальных сил.

4 января 1933 года в гостеприимном доме барона фон Шредера, директора полуеврейского банка в Кельне и горячего друга национал-социалистической рабочей партии, состоялось сенсационное и строго секретное свидание двух друзей-врагов. Трудно установить, кому принадлежала инициатива свидания; когда его тайна вскрылась (собеседники при выходе были внезапно сняты шлейхеровским фотографом), барон фон Шредер поспешил с истинно хозяйской любезностью приписать ее себе. Гитлеровская пресса ссылалась на Папена, папеновская — на Гитлера: рыцари без страха страховали себя от упреков.

Как бы то ни было, кельнская встреча была, несомненно, в интересах обеих сторон. Вода подступала к горлу каждой из них. При таких условиях обе готовы были договариваться хоть с чертом. Кажется, именно так и расценивали они свое потайное свидание у банкирского камина. Судя по последующим событиям, свидание было успешно и примирение состоялось. Шлейхер очутился перед объединенным наци-националистским, фашистско-юнкерским фронтом. Перед враждебным сговором, обозначавшим заговор.

Все пригодится в большом деле. Подвернулся под руку «маргариновый декрет» правительства — об обязательной примеси масла к маргарину. Помещикам квота примешиваемого масла казалась недостаточной; городское население было недовольно как самой смесью, так и повышением цены на превращенный в нее маргарин. Как не использовать этот неудачливый декрет и порожденные им настроения? Смесь маргарина с маслом стимулирует помесь Гитлера с Папеном. Обе микстуры — угроза политическому здоровью канцлера.

11 января депутация Ландбунда, руководимая крупными аграриями, взбешенными экономической политикой правительства, посетила президента Гинденбурга и вручила ему меморандум с выражением ряда пожеланий. Это было объявление открытой войны кабинету: специальное воззвание союза не делало из этого секрета. С своей стороны правительство публично заявило, что отказывается от всяких сношений с руководством Ландбунда. Шлейхер ставил себе задачею изоляцию аграриев; он рассчитывал при этом на сочувствие не только индустрии, но и мелкого крестьянства.

15 января на выборах в маленьком княжестве Липпе наци одержали успех, выиграв около 6000 голосов (при 100 000 избирателей) по сравнению с ноябрьскими общими выборами. Этот успех, достигнутый огромным напряжением агитационных усилий, при всей его относительности, позволил Гитлеру поднять настроение в партийных массах: значит, отлива нет и падать духом нечего; «партия нисколько не потеряла в своем динамизме». Выше знамена! Выше сердца! Маленькую местную удачу организованная партийная пресса сознательно спешила превратить в большое событие. Одновременно она усилила обстрел кабинета; о примирении или компромиссе с ним не может быть и речи. Вновь оживлялась и фашистская улица. 22 января в Берлине состоялась боевая гитлеровская демонстрация памяти некоего молодого партийца Весселя, два года назад убитого коммунистами. Это было внепарламентское введение к предстоящему бою в парламенте. В ряде городов состоялись демонстрации коммунистов, с убитыми и ранеными. Малая гражданская война продолжалась.

Открытие рейхстага было намечено на 31 января. Канцлер прилагал старания расширить парламентскую базу правительства и добиться хотя бы «толерирования» его со стороны палаты. Он готов был ввести в кабинет Брюнинга и Гитлера, Штрассера и Гугенберга. После выборов в Липпе надежды на Штрассера таяли. Гитлер проявлял непреклонную непримиримость. Гугенберг, со своей стороны, не обнаруживал склонности к сотрудничеству с Брюнингом или Штегервальдом… да и с самим канцлером. Правительство не имело опоры в парламентских группах. Ему оставалось либо прибегнуть к новому роспуску рейха, либо уйти в отставку.

28 января канцлер обратился к президенту с просьбой предоставить ему полномочия для роспуска. Гинденбург отклонил эту просьбу. Тогда Шлейхер без промедления вручил президенту отставку кабинета и на прощание рекомендовал ему обратиться к Гитлеру, как лидеру наиболее многочисленной партии: если президентский кабинет исключается, нужно вернуться к правилам парламентаризма. Генерал явно опасался возрождения Папена, и сама мысль об этом рыцаре большой политической дороги заставляла его содрогаться от досады и отвращения.

Президент поблагодарил за совет, но вслед за тем тотчас же послал за фон Папеном и поручил ему вступить в переговоры с партиями на тему о новом правительстве. Отрицательная цель заговора была достигнута: «мы свергли фон Шлейхера, — объявляла газета Гугенберга, — потому что он стал игрушкой в руках католического центра и демократических партий».

Как много надежд вдохновлял этот красочный генерал и как быстро сошел он с политической сцены! Подтвердилась классическая истина стратегии: обходящий рискует быть обойденным. Хитреца перехитрили. Так и не увидел несостоявшийся германский Бонапарт своего 18 брюмера [3] 18 брюмера 8-го года республики был произведен государственный переворот, положивший начало военной диктатуре Наполеона Бонапарта. . Груша зрела — не для него. Искус власти в наличной атмосфере оказался ему не под силу, и с горьковатым осадком в душе отошел он в тень… навсегда ли?

Фон Папен начал порученные ему переговоры. Они имели тенденцию затянуться, хотя почва для них и была подготовлена. Гитлер соглашался на коалицию, но при непременном условии предоставления ему канцлерства. Затем встал вопрос о распределении портфелей. Стороны торговались: каждый партнер стремился подписать договор с бесом на возможно более выгодных для себя условиях. В ночь на 30 января этот рядящийся ад был, говорят, всполошен анонимным слухом: военные верхи подумывают о перевороте в пользу Шлейхера. Эта угроза ускорила сговор. На следующее утро фон Папен принес Гинденбургу список нового кабинета. Старый фельдмаршал поморщился, но покорился судьбе. Комбинация была оформлена — и «богемский ефрейтор» занял кресло Бисмарка. Германия вступила в первый год Третьей империи.

Рейхсвер безмолвствовал.

«Сегодня Германия совершила прыжок в неизвестность». Так отозвалась немецкая либеральная пресса на появление Гитлера у власти. Приблизительно так же реагировало на это событие и большинство заграничной печати.