Виталий Шенталинский - Рабы свободы: Документальные повести
- Название:Рабы свободы: Документальные повести
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Прогресс-Плеяда
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:978-5-93006-085-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виталий Шенталинский - Рабы свободы: Документальные повести краткое содержание
Книга посвящена судьбе Русского Слова, трагическим страницам нашей литературы. В ней рассказывается о писателях, погубленных или гонимых тоталитарной властью.
Повествование основано на новых документах и рукописях, которые автор обнаружил и исследовал, работая в архивах КГБ и Прокуратуры СССР как организатор и руководитель Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей России. Среди героев книги — Исаак Бабель, Михаил Булгаков, Павел Флоренский, Николай Клюев, Осип Мандельштам, Нина Гаген-Торн, Георгий Демидов, Борис Пильняк, Максим Горький.
«Рабы свободы» — результат многолетней работы автора над этой темой, которой посвящены и другие его книги: «Донос на Сократа» (М.: Формика-С, 2001)и «Преступление без наказания» (М.: Прогресс-Плеяда, 2007). Продолжение труда — новое, переработанное издание «Рабов свободы», дополненное и уточненное.
Издание иллюстрировано редкими архивными фотографиями и документами.
Рабы свободы: Документальные повести - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:

Обложка истории болезни А. М. Горького
1936

История болезни A. M. Горького
1936
Наступил кризис. В этот день ситуация казалась настолько безнадежной, что врачи решили — конец неизбежен. Близкие Горького — Екатерина Павловна Пешкова, Тимоша, Мария Игнатьевна Будберг, Черткова, Ракицкий — пришли к нему для последнего прощания.
Что произошло у постели умирающего дальше, я восстанавливаю по их воспоминаниям.
Горький открыл глаза и сказал:
— Я уже далеко, мне так трудно возвращаться…
И после паузы:
— Я всю жизнь думал, как бы мне изукрасить этот момент…
Вошел Крючков и сообщил, что едет Сталин (видимо, он уже предупредил Сталина о состоянии Горького по телефону).
— Пусть едут… если успеют, — сказал Алексей Максимович.
Черткова, вспомнив, как еще в Сорренто она однажды воскресила Горького, впрыснув ему лошадиную дозу камфары, пошла советоваться к Левину:
— Разрешите мне впрыснуть двадцать кубиков, если все равно положение безнадежно.
Левин махнул рукой:
— Делайте что хотите.
Камфара и впрямь вернула больного к жизни, так что, когда в доме появился Сталин, а с ним Молотов и Ворошилов, они были поражены бодростью Алексея Максимовича — ожидали ведь, что он при смерти.
Сталин вел себя по-хозяйски и сразу стал наводить порядок:
— Почему так много народу? Кто за это отвечает?
— Я отвечаю, — сказал Крючков.
— Зачем столько народу? Вы знаете, что мы можем с вами сделать?
— Знаю.
— Кто это сидит рядом с Алексеем Максимовичем, в черном? Монашка, что ли? — Сталин показал на Будберг. — Свечки только в руках не хватает.
Крючков объяснил.
— А эта? — Сталин показал на Черткову, одетую в белый халат.
Крючков объяснил.
— Всех — отсюда вон, кроме этой, в белом, что за ним ухаживает.
В столовой Сталин увидел Ягоду.
— А этот зачем здесь болтается? Чтобы его здесь не было! Ты мне за все отвечаешь головой, — сказал он Крючкову. — Почему такое похоронное настроение, от такого настроения здоровый может умереть!..
Горький заговорил о литературе. Но Сталин остановил его:
— О деле поговорим, когда поправитесь, — и спросил, есть ли в доме вино.
Выпили, разумеется, за выздоровление. Уезжая, расцеловались с Алексеем Максимовичем. Он потом сожалел:
— Напрасно целовались. У меня грипп, я могу их заразить…
Горький прожил после этого еще десять дней. Дважды за это время приезжал Сталин. В первый раз больному было плохо, и врачи к нему не пустили, второй раз — поговорили минут десять, почему-то о французских крестьянах.
В последние дни, когда к Алексею Максимовичу возвращалось сознание, он пытался как-то зацепиться за жизнь, участвовать в ней, произносил отрывочные фразы.
Показали газету с проектом Конституции, на что он сказал:
— Мы вот тут пустяками занимаемся, а в стране теперь, наверно, камни поют.
Но были и другие слова, простые, мудрые, человечные:
— Умирать надо весной, когда все зелено и весело.
Или проснулся однажды ночью и говорит Чертковой:
— А знаешь, я сейчас спорил с Господом Богом. Ух, как спорили! Хочешь, расскажу?
Не успел рассказать.
История болезни:
9 июня. 11 ч. утра. Консультация. Ночь провел плохо, часто просыпаясь. Кислород, камфара, кофеин… С утра несколько спутанное сознание, сейчас — ясное <���…> Состояние тяжелое <���…> Ланг, Плетнев, Кончаловский, Левин <���…>
13 июня. 13 час. Положение не меняется к лучшему, несмотря на огромное количество введенных под кожу и внутримышечно сердечных средств (камфара, кофеин, кардиазол)… Пульс временами снижался до 90 на очень короткое время и быстро опять учащался <���…> Сознание ясное. Около часу дня выразил желание повидать детей (внучек), что было исполнено; свидание не ухудшило положение <���…>
14 июня. 22 час. 30 мин. <���…> В последние часы самочувствие, несмотря на тахикардию, было удовлетворительное <���…> Покушал немного цыпленка и курин. котлеты, несколько яиц, молоко, чай, пьет нарзан <���…>
15 июня. 19 час. <���…> Побрился (настоятельно требовал парикмахера), не устал. Кушал бульон, пил молоко, нарзан <���…>
16 июня. 12 час. дня <���…> Состояние очень резкой сердечной слабости. За последние 2 дня усилились явления большого нервного возбуждения <���…>
12 ч. ночи <���…> Весь день возбужден, временами спутан, много говорит <���…>
Подписи прежние, будущих «врачей-отравителей».
17 июня состояние больного резко ухудшилось.
<���…> Около 9-и утра обморочное состояние, поднятая рука опускается плетью, ни на что не реагирует, ничего не говорит. Глубокое сопорозное состояние <���…> После большого количества кофеина, камфары, кардиазола и кислорода сознание с 3-х часов стало немного яснее, выпил 3/4 чашки молока, сознательно смотрит на окружающих, но на вопросы не отвечает <���…>
После относительно хорошо проведенной ночи, сегодня, в 6 час. 30 мин. утра внезапно наступило кровохарканье, продолжавшееся и до настоящего момента. Одновременно с этим — значительное расстройство дыхания, усиление цианоза и помрачение сознания. В 8 ч. 30 м. — короткий обморок. В легких много отечных хрипов <���…>
Пришла последняя ночь. Началась агония. За окнами гремела гроза, хлестал ливень. Собрались все близкие. Доктора, жившие в эти дни в Горках, совещались внизу, в кабинете писателя, за круглым столом, хотя уже все было ясно. Поддерживали больного кислородом, за ночь триста мешков, — передавали конвейером, прямо с грузовика, по лестнице, в спальню текла эта струйка жизни.
18 июня. 10.30 м. Провел очень тяжелую ночь <���…> Очень возбужденное состояние, непрерывный бред; не пьет ничего (отказывался), отказывался часто и от кислорода <���…>
11 час. утра. Глубокое коматозное состояние; бред почти прекратился, двигательное возбуждение также несколько уменьшилось. Клокочущее дыхание <���…>
11 час. 5 мин. Пульс падает, считался с трудом. Коматозное состояние, не реагирует на уколы. По-прежнему громкое трахеальное дыхание.
11 час. 10 мин. Пульс стал быстро исчезать. В 11 час.
10 мин. — пульс не прощупывается. Дыхание остановилось. Конечности еще теплые.
Тоны сердца не выслушиваются. Дыхания нет — (проба на зеркало). Смерть наступила при явлениях паралича сердца и дыхания.
На обороте этого последнего листка в истории болезни записан
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: