Сергей Лойко - Шок и трепет. Война в Ираке

Но самый бесстрашный журналист — это Юра Козырев. Он никогда ничего не боится (в его «цифровой» организм, наверное, просто не заложена эта программа) и всегда втягивает меня в самые ужасные ситуации.

Больше всех боялся я сам и в конце концов понял, что я наслаждаюсь своим страхом, получаю от него мазохистское наслаждение. Когда я понял это и мне стало стыдно, я перестал бояться и сразу ощутил пустоту и усталость, которые всегда приходят туда, где кончается адреналин. Мой запас адреналина кончился сегодня с расстрелом Тараса.

Но надо еще немного продержаться. Еще не факт, что война кончается сегодня. Еще не факт.

Из гостиницы сбежали все гэбэшники, все майндеры и стукачи. Американцы вот-вот будут здесь. С улиц даже на нашем берегу исчезли все военные и солдаты партии.

Возле мечети в районе Кадамия из укрытия торчит пулемет с полным боезапасом, а рядом никого нет. А ведь здесь была самая большая застава партийцев. Они все исчезли. Я чувствую страшное напряжение у Ахмеда, но мы продолжаем ехать по городу. Где-то недалеко падает бомба. Где-то стреляют, но мы не видим где. Мы уже не видим ни одного солдата.

Мимо нас на улице Эль-Саадун на высокой скорости проносится машина, в которой человек пять или шесть в военной форме. У машины на полном ходу открывается заднее боковое окно, и на тротуар с лязгом и звоном приземляется автомат Калашникова, правда без магазина. Откуда ни возьмись появившийся мальчишка на велосипеде быстро подхватывает оружие и исчезает с ним в подворотне.

Там же, возле магазина электроники, окна которого закрыты железными ставнями, сидит безработный Хусейн Саад с палкой в руке. Хозяин магазина пообещал ему хорошую плату и попросил подежурить у магазина пару дней, чтобы не разграбили. «А они все убежали, — улыбается Хусейн и показывает рукой на север. — Все — и солдаты, и партия — бросили оружие и убежали. Конец войне. Теперь здесь будет Америка».

Мохаммед Эль-Султани, 34 года, бизнесмен: «Все солдаты сбежали. Они не хотят воевать. У них у всех большие семьи. Если они останутся, их возьмут в плен. Для них война закончилась.

Вечером на операционном столе умирает оператор испанского телевидения, раненный во время обстрела гостиницы.

В последние два-три дня под компанию обмена старых аккредитаций на новые чиновники Министерства информации усиленно собирали все возможные платежи с журналистов. Говорят, что собрали около 200 тысяч долларов. Так вот неподкупный и аскетичный, великий и ужасный Удэй Эль-Тай исчез со всей этой суммой (и с моей шпионской цифровой камерой, размером с зажигалку, которой я так и не сделал ни одного кадра).

Вечером исчез и мой переводчик Ахмед. Все-таки не вынес напряжения и спрятался где-нибудь или пытается пробраться на север, к семье. В любом случае со мной он не попрощался. Просто исчез. В гостинице не осталось ни одного человека из министерства.

Я решаюсь на отчаянный шаг. Еду с водителем в район Карада по пустынным улицам, туда, где живет Яссин, прекрасный переводчик, с которым я не мог раньше работать, так как он никогда не был осведомителем пресс-центра.

Яссин — самый лучший переводчик, которого я знаю в Багдаде. Он улыбается, выглядывает за ворота дома, оглядывает пустынную улицу. «А что, министерства больше нет?» — спрашивает он. «Нет, — говорю я. — «Садись в машину. Поехали работать. Пришло твое время».

Мы еще раз проезжаем по городу. Под мостом спрятано абсолютно целое зенитное орудие. Его расчет сбежал. Нигде не видно ни одного солдата, ни одного полицейского. Над городом висит черный дым. Спорадическая стрельба продолжается на западном берегу. На окраинах слышны разрывы бомб и ракет. На нашем берегу на улицах ни единой души. Город вымер.

Сомнений нет. Завтра американцы будут здесь. Ночевать буду у Юры. Надо держаться вместе. Так безопаснее. Страшных бородачей с томиками Корана в руках, которых так боялись журналисты, в гостинице больше не видно. Может быть, они уже сидят в подвале и соединяют провода взрывного механизма?

Кажется, будто целая вечность отделяет меня от сегодняшнего утра, когда я последний раз видел министра информации Саида Эль-Сахафа.

Утром, перед тем как исчезнуть, похоже, что навсегда, Сахаф сказал: «Американцы должны сдаться или сгореть заживо в своих танках».

«Наши» в городе. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду встречать американцев как освободителей.

Танки и бронетранспортеры сделали круг почета вокруг площади напротив гостиницы и замерли. Американские морпехи с чувством выполненного долга и с М-16 наперевес вошли на уверенных пружинистых ногах в гостиницу «Палестина» и начали пить кофе и пепси-колу, которую им бесплатно разносили официанты из гостиничного ресторана. Американцы выглядели именно так, какими мы увидели их в последнем блокбастере Ридли Скотта «Черный ястреб».

Пока американцы пьют кофе в холле гостиницы «Палестина» и помогают быстро разрастающейся группе энтузиастов на площади скинуть статую Саддама с постамента, я пытаюсь делать то, что и должен делать в любой ситуации, — разговаривать с людьми.

Но сегодня особенный день. Сегодня в этой стране абсолютное большинство людей могут сказать то, что думают. Если захотят.

И люди говорят так, словно они только научились говорить. Осторожно и негромко, но они уже делают первые шаги и у них получится.

Они говорят о том, как ненавидели Саддама и его режим все эти годы.

Арин Занбака, 42 года, директор супермаркета на площади Эль-Ватек в центре Багдада: «Я так счастлив, что все это кончилось. Я ненавижу Саддама. Из-за него я провел 9 кошмарных лет на войне с Ираном. Затем меня опять чуть не убили на войне 1991 года. Саддам превратил мои молодые годы в ничто. Он украл у меня молодость. Надеюсь, что он сдох».

Какой-то немолодой мужчина огромным молотом пытается выбить постамент из-под ног железного Саддама. Наносит страшные удары под улюлюканье толпы, но Саддам отказывается падать. Тогда морские пехотинцы подгоняют тягач, закрывают Саддаму лицо американским флагом, набрасывают ему на шею стальную удавку и сбрасывают чудище на землю. Толпа вопит. Тягач некоторое время волочет черную статую диктатора по середине улицы. Затем останавливается, и неугомонный мстительный мужик с молотом отрубает железной копии отца нации голову. Толпа начинает пинать ее ногами.

Неподалеку на улице Эль-Саадун несколько мужчин, не принимающих участия в этой истерико-революционной забаве, как ни в чем не бывало увлеченно режутся в домино. Один из игроков, Хиссам Мохаммед, говорит: «Если бы вы спросили меня неделю назад, я бы сказал вам, что буду сражаться до последней капли крови, и я бы не лгал. Но сегодня я скажу вам, что я смогу прожить без Саддама».