Джаред Кейд - Агата Кристи. 11 дней отсутствия

Агата в ожидании бракоразводного суда неожиданно для себя в феврале 1928 года получила консультацию юриста, благодаря тому что ее исчезновение газеты связали с происшествием, получившим название «Ограбление на Рипли-роуд». Этот инцидент произошел в Суррее в ночь на 14 января 1927 года, по окончании обеда в клубе лейбористской партии в Лондоне, на котором приглашенный лектор, хорошо известный исследователь Фредерик Митчелл-Хедж, отзывался о современной молодежи следующим образом: «Вялые, трусливые люди, для которых главное не дух приключения, а кривляние под чарльстон». Митчелл-Хедж сделал ложное заявлении о том, что на него на Рипли-стрит якобы напали озлобленные молодые люди, которые хотели преподать ему урок и украли его портфель с монограммой «Мономаркса» [68] «Мономаркс» — британская компания, обеспечивающая конфиденциальность и безопасность работы почты и оказания телефонных услуг. . Когда «Дейли экспресс» обвинила Митчелла-Хеджа в инсценированном рекламном трюке с целью создания рекламы «Мономарксу», он, не обдумав ситуацию, принялся упорно доказывать правдивость сфабрикованной им истории и даже пытался (правда, безуспешно) привлечь газету за клевету.

Слушание дела о клевете, состоявшееся в феврале 1928 года, выявило множество явных противоречий в показаниях Митчелла-Хеджа. Например, вместо немедленного обращения в ближайшее отделение полиции с заявлением о нападении Митчелл-Хедж и его спутники проехали несколько миль до полицейского участка в Гилдфорде, где сообщили о происшествии суперинтенданту Боужеру — тому самому полицейскому чиновнику, который расследовал исчезновение Агаты. Один из спутников Митчелла-Хеджа, ехавший с ним в машине, упал в обморок в полиции во время дачи показаний, а придя в себя, рассказал совершенно не то, что говорили другие «свидетели». Суд имел возможность убедиться в том, что веревка, которой, по утверждению свидетелей, бандиты связали шофера Митчелла-Хеджа, на деле оказалась шнурком. А также было установлено, что так называемые бандиты в действительности были друзьями Митчелла-Хеджа, а их шофер был братом его шофера. В пылу перепалки прокурор сравнил ограбление на Рипли-роуд с исчезновением Агаты, назвав Агату «женщиной, ловко одурачившей полицию».

Хотя процесс Митчелла-Хеджа и не был первым судебным слушанием, на котором исчезновение Агаты называлось трюком или мистификацией, новое публичное упоминание о нем сейчас, в самое трудное для нее время, было совсем некстати, ведь до развода оставалось всего два месяца. Агата понимала, что если слушание дела будет сопровождаться ожесточенными дебатами, то ее неспособность постоять за себя и защитить свою репутацию будет использована Арчи против нее. Поэтому она проинструктировала своего адвоката Стюарта Бивена выступить на процессе Митчелла-Хеджа с заявлением от ее имени, а также представить судье заключение, выданное двумя врачами. Обращение ее адвоката к судье с просьбой представить доказательства по этому вопросу было отклонено, и у Агаты не оставалось другого выбора, как только публично защищать себя, поскольку ей объяснили, что муж может быть назначен опекуном ребенка, если суд признает это обоснованным.

Ободренная верной Нэн, Агата нарушила данное себе слово хранить пожизненное молчание относительно своего исчезновения и в среду, 15 февраля 1928 года, дала интервью «Дейли мейл», на следующий день появившееся в газете. В своих ответах, больше похожих на короткие рассказы о перемещениях, проделанных ею в ночь исчезновения, она, разумеется, ни одним словом не обмолвилась о своей подруге Нэн. Агата настаивала на том, что у нее развилась амнезия после неудавшейся попытки покончить с собой и, будучи потом в состоянии затемненного сознания, она ошибочно назвала себя Терезой Нил. Она убедила журналистов, что впала в состояние вторичной личности [69] Состояние вторичной личности — определяется как состояние, характеризуемое существованием внутри индивидуума двух и более отдельных личностей, каждая из которых доминирует в определенное время. , к тому же на фоне амнезии. Ее утверждению о том, что она обращала внимание некоторых обитателей отеля «Харрогит-Гидро» на свое сходство с миссис Кристи, не поверили, посчитав его намерением обвинить других людей в том, что они столько времени не могли ее опознать. В интервью «Дейли мейл» Агата сказала, что в день своего исчезновения вышла из дома в десять часов вечера, на что «Дейли мейл» не преминула обратить внимание читателей. Газета также подвергла обсуждению тот факт, что Агата на тот момент проживала с дочерью в Челси и «снова пребывала в полном здравии».

Давая свои объяснения произошедшему, Агата не учла одного: потеря памяти и состояние вторичной личности не могут наступить одновременно. В этом все медики были едины. Изворотливое объяснение Агаты, впервые воспроизведенное полностью после семидесяти лет, прошедших с момента его появления, считается наиболее изобличительным, поскольку она непреднамеренно смешала совершенно разные психологические условия:

«Я думала, что об этом случае все уже забыли, но, судя по судебному разбирательству дела о клевете, некоторые все еще считают мое исчезновение преднамеренно спланированным. Я, разумеется, сознаю, что в то время многие рассматривали его как хитроумный прием, направленный либо на повышение собственной популярности путем дешевой мистификации, либо на то, чтобы отомстить кому-то изощренным способом.

А в действительности произошло следующее. В тот вечер я вышла из дома в состоянии сильного нервного напряжения с намерением совершить какой-либо отчаянный поступок. Я съехала на машине с гребня холма в направлении провала. Машина во что-то врезалась, от удара о рулевое колесо я почувствовала сильную боль в груди и в голове. Я почувствовала себя ослепленной и оглушенной и поняла, что потеряла память. Сутки я скиталась словно во сне, а потом вдруг обнаружила себя в Харрогите, в образе благопристойной и абсолютно счастливой женщины, которая считала себя только что приехавшей из Южной Африки.

Мои несчастья начались со смертью матери, весной 1926 года. Это было для меня тяжелейшим ударом, вдобавок на меня обрушился целый ворох личных проблем, совершенно для меня нежелательных. Если раньше я спала хорошо, то после всего случившегося начала мучиться от бессонницы и спала ночью не больше двух часов.

Во второй половине дня своего исчезновения я поехала с дочерью в Доркинг навестить родственницу. В это время я чувствовала себя крайне подавленной. Мне просто не хотелось жить. Проезжая днем мимо Ньюлендс-Корнера, я заметила провал и уже почти решилась свернуть к нему. Но со мной в машине была дочь, и я мгновенно отказалась от этой мысли.