Нина Воронель - Мой Тель-Авив

А.В. В чем же проблема израильских арабов, которые добились больших успехов там, где их собратья потерпели поражение?

Й.К. Они не стремились получить эти преимущества из наших рук. Им оскорбительна мысль, что мы - их покровители.

Н.В. Но ведь в арабских странах нет ничего похожего на те преимущества, которые они имеют в Израиле!

Й.К. Конечно нет, но это только усугубляет их обиду. Ведь само наше присутствие в центре арабского мира им невыносимо - мы для них инородное тело».

Кажется, все ясно, не правда ли? Остается только поставить очевидные точки над очевидными И.

«А.В. Зачем же вы, израильские интеллигенты, так для них стара­лись, раз вы все это понимаете?

Й.К. Было время, когда положение израильских арабов было невыносимо...

Н.В. Для кого?

Й.К. Для нас. И мы вступили в борьбу... Вы должны понять, это был процесс.

А.В. И чего вы добились? Из вашей статьи можно понять, что отношения между арабской и еврейской интеллигенцией Израи­ля со временем не улучшаются, а только ухудшаются. Как это можно объяснить?».

Почувствовав под ногами зыбкую почву, Канюк снова отказывается от прямого ответа:

«Й.К. Я не пытаюсь ничего объяснить, я только утверждаю, что достижение того, о чем мы вместе мечтали, за что мы вместе боролись все эти годы, не только не укрепило нашу дружбу, но полностью ее разрушило.

А.В. А за что вы вместе боролись?

Й.К. За то, что израильское правительство признает Ясера Ара­фата представителем палестинского народа и вступит с ним в переговоры о создании палестинского государства.».

Господи, почему именно Арафата, преступника, убийцу, создателя террористической организации? Почему именно его? Ответа на это нет. Страстно и нелогично Канюк продолжает свой плач о потерянной любви:

«Й.К. И именно в тот миг, когда мы добились осуществления этой мечты, арабская интеллигенция прервала с нами все отношения. За последние годы в наших отношениях с арабской интеллигенцией произошли разительные перемены - они просто от нас отвернулись.

Н.В. А может быть, вы ошибались и обманывали себя, когда думали, что вы боретесь вместе за что-то?

Й.К. Я и пишу о том, что это был обман.

«Они обманывали вас?» - пытаясь вернуться на дорогу логики, спрашивает Воронель.

«Й.К. Нет, нет, мы сами обманывали себя. А они просто использовали нас, вот и все. Когда Арафат в первую неделю по приезде в Газу устроил прием для всех членов нашего комитета, приехали только израильские писатели, ни один палестинский писатель не явился.

Н.В. Может, они просто боятся?

Й.К. Это правда, у них есть причины бояться. На жизнь тех, кто пытался с нами иметь дело, иногда покушались. Но все же дело не в страхе. Именно арабские интеллектуалы не хотят нас здесь, хоть их политики готовы примириться с нашим существованием. А.В. Почему?

Й.К. Арабские политики, генералы и бизнесмены понимают, что пришло время заключить с нами мир, и только интеллектуалы против. А интеллектуалы в отличие от политиков обычно выража­ют истинные чувства своего народа.

Н.В. Но, может быть, народ не так уж важен, там ведь отнюдь не демократия?

Й.К. Пусть там не демократия, но ситуация трагическая: араб­ские интеллектуалы не хотят мира с нами. И выражают истинное желание арабского народа уничтожить Израиль.

А.В. Но, если это правда, то не логично ли предположить, что весь этот, так называемый, мирный процесс - ошибка?».

Услышав этот вопрос, Канюк пугается – ведь такое утверждение разрушает весь смысл его многолетней героической деятельности.

«Й.К. Может быть, но это слишком сложная тема, я не хотел бы ее касаться. Она заведет нашу беседу в тупик.»

Он пятится, а я начинаю наступать – уж очень хочется припереть его к стенке:

«Н.В. Но, если вы уже один раз ошиблись и подозреваете, что можете ошибиться снова, почему вы так отчаянно боретесь?».

Ответ очевиден и потому приводит нашего писателя в паническое состояние. Голос его повышается почти до визга:

«Й.К. Потому что я чувствую, что должен сделать все, чтобы у арабов было свое государство!

А.В. Почему вы? Кто вы такой?

Й.К. Это государство нужно мне, чтобы я мог чувствовать себя человеком!».

Стоит ли рисковать жизнью всего нашего народа только ради того, чтобы Йорам Канюк чувствовали себя человеком?

Канюк словно не слышит моих слов, он вопит:

Й.К. Мы просто обязаны предоставить им государство, им полагается. Мы перед ними в долгу, а главное - этого требует историческая справедливость.

А.В. Что такое историческая справедливость? Может быть, вся ваша концепция справедливости порочна?

Й.К. Очень может быть, но я хочу быть прав внутри себя.

Н.В. Но, если арабский народ хочет нашего уничтожения, зачем облегчать ему эту задачу, создавая у себя под боком враждебное государство?».

Тут Канюк внезапно сворачивает с широкой дороги справедливости на извилистую тропку прагматизма:

Й.К. Ара­бов - сто миллионов, мы не можем все время воевать с ними, мы должны найти какой-то путь прекратить эту войну. Все эти замыслы, все мечты о мире родились в умах израильских интел­лектуалов, писателей, поэтов, людей искусства. И мы призвали арабских интеллектуалов, чтобы они вместе с нами боролись за эти идеи.

А.В. Но они, возможно, с самого начала вовсе не боролись вместе с вами и никогда не разделяли ваших идей.

Й.К. Я не хочу быть их психологом. В этой статье я не пытался подвести все итоги, я только описал поведение арабских интел­лектуалов после начала мирного процесса. Очень важно, что арабы не имеют представления о нашей истории и ничего не хотят знать о Катастрофе. Они пре­тендуют на роль главных страдальцев и хотят лишить нас права на страдание».

Оказывается, все дело в том, что нас хотят лишить не жизни, а всего лишь права на страдание! С каким удовольствием я отдала бы это право кому угодно!

Я опять пробую его вразумить:

«Н.В. Почему же вы склонны поддержать тех, кто хочет сбросить Израиль в море?»

Канюк раздражается, он уже не говорит голосом разумного человека, а кричит, как обиженный ребенок:

«Й.К. Послушайте, надо предоставить им государство, и мы будем знать, что поступили правильно!»

Оказывается, главное – знать, что мы поступили правильно, а там хоть трава не расти. Воронель тоже пытается вразумить Канюка простым вопросом:

«А.В. А если они начнут обстреливать нас из „Катюш", - на этот раз уже не только Кирьят-Шмона, но Тель-Авив и Кфар-Сабу?»

С тех пор прошло двенадцать лет, и мы уже хорошо знаем, что бывает в этом случае: долгое терпение, короткая война и международное обвинение в военных преступлениях. Но тогда Канюк этого не знал. В ответ он заходится в истерике:

«Нам будет легче войти танками в палестинское государство, если они обстреляют Кфар-Сабу, чем, как сейчас, врываться в дома палестинцев с полицией!».