Николай Клёнов - Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

Иоганн Фабри : «Нет другого народа, более послушного своему императору, ничего не почитающего более достойным и более славным для мужа, нежели умереть за своего государя. Ибо они справедливо полагают, что так они удостоятся бессмертия… Ибо где у [русских] обнаруживается корень жизни, там наши немцы скорее находят смерть [ и не думал, что этой дурацкой поговорке столько лет …]; если те — Евангелие Божие, то эти воистину злобу людскую укоренили; те преданы постам, эти же — чревоугодию; те ведут жизнь строгую, эти же — изнеженную… Что касается государства, то те привержены аристократии, наши же предпочитают, чтобы все превратилось в демократию и олигархию » [ Фабри И. Религия московитов, у Ледовитого моря // Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. С. 172–201].

Павел Иовий : «Книги сии [духовные] находятся почти у каждого московского боярина и кроме их они имеют еще у себя отечественные летописи и Историю Александра Македонского, Римских Кесарей и Антония и Клеопатры, писанные также на их отечественном языке… Вся Московия управляется самыми простыми законами, основанными на правосудии Государя и беспристрастии его сановников, и, следовательно, весьма благодетельными, ибо смысл оных не может быть искажен и перетолкован хитростию и корыстолюбием судей» [Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. СПб., 1836. С. 11–55].

Но с конца XV в. под прямым влиянием основных политических противников Московского Царства в Европе набирает силу альтернативная тенденция в изображении России, укрепленная авторитетом сильной польской «коперниканской» школы. Так, в комментариях Яна из Глогова к переизданию Птолемея «Московия» была однозначно записана в «Азиатскую Сарматию» [см.: Klug E. Das «asiatische» Russland… Historische Zeitschrift, 1987. № 245. S. 273]. Чрезвычайно интересна здесь и иллюстрация к Introductorium cosmographie 1507 г., связанной со все тем же Яном из Глогова, на которой Европа-Дракон (с будущей Речью Посполитой в качестве тела) сражается с Азией-Медведем (где центральную роль, как легко догадаться, играет «Московия»). В том же 1507 г. в новом переиздании Птолемея при участии знаменитого Бернарда Ваповского Ducatus Moscovia поместили за Рифейские горы и Герцинский лес на берега Ледовитого океана [см.: Филюшкин А. И. Василий III. М., 2010. С. 229].

Звучали и голоса (в первую очередь польские) против приведенных выше позитивных оценок «московитов».

Ян Лаский, гнезненский архиепископ и примас Польши : «Священнику [у московитов] для очищения совести с женою сожительствующей и желающей обвенчаться достаточно того, что он обольёт себя некоей заквашенной водой… их священники впадают в неправедность, когда они убивают воробья или какую-либо птицу, и они не прежде достигнут праведности, пока эта птица не сгниет совершенно у них под мышками. Таково у них наказание, которое не бывает столь суровым, если кто убьёт христианина… заслуживает у них признательности и достигает отпущения грехов, если кто убьет католика римского исповедания …» [ Лаский Ян. О племенах рутенов и их заблуждениях // АИ. Т. 1. СПб., 1841. № CXXIII. С. 126–127].

Причем этапной и переломной при изучении эволюции образа России и её правителей в глазах Европы стоит признать многократно переиздававшуюся работу Герберштейна, известную сейчас как «Записки о Московии». Этот незадачливый дипломат, дважды побывавший в России (в 1517 г. выступал посредником в мирных переговорах Москвы и Литвы, а в 1526-м — в возобновлении договора 1522 г.) на долгое время задал образец для всех описаний России. Под его пером русские правители хитры, лицемерны, вероломны, воинственны, алчны: «Присоединил [Василий III] к своей державе множество областей не столько войной, в которой он был менее удачлив, сколько своей хитростью»… «Хотя после смерти Александра у Василия не было никакого повода к войне… он, видя, что король склонен более к миру, чем к войне…все же нашел случай к войне»…

Вызывавшая умиление многих предыдущих авторов «преданность» русских своему правителю превращается под пером Герберштейна в типичную картину «русского рабства»: «Всех одинаково гнетет он жестоким рабством, так что если он прикажет кому-нибудь быть при дворе его или идти на войну или править какое-либо посольство, тот вынужден исполнять все это за свой счет»… «Свою власть он применяет к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него; ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть воля божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле божьей».

Причем тем же Герберштейном задан типичный «переход» с личности государя на личности подданных, которые, естественно, также являются примерами всех возможных пороков, ни о какой чистоте нравов речи уже нет: «Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким»… «Как только они начинают клясться и божиться, знай, что тут сейчас же кроется коварство»… «Этот народ весьма расположен к Венериным утехам и пьянству» [все цит. по: Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М.: МГУ, 1988].

Роль Герберштейна в переосмыслении европейцами образа России доходит до смешного. Даже пресловутый «русский Медведь», воспетый в бесчисленных карикатурах XVIII–XXI вв., родом из «Записок» Герберштейна, при авторском редактировании которых обычная и для других авторов констатация обилия медведей в нашей стране превратилась в анекдот о медведях, бегающих по русским городам, и пошла в образованный «европейский народ» [см.: Хрусталев Д. Происхождение «русского медведя» // Новое литературное обозрение. 2011. № 107].

Зато из трудов Герберштейна до нас дошло и полное титулование московского государя в начале XVI в.:

«От времен Рюрика вплоть до нынешнего государя эти государи пользовались только титулом великих князей — или владимирских, или московских, или новгородских и проч., кроме Иоанна Васильевича, именовавшего себя господином всей Руссии и великим князем [владимирским и проч.]. Нынешний же Василий Иоаннович присвояет себе титул [и имя царское], как-то: великий господин Василий, [божьей милостью] царь и господин всей Руссии и великий князь владимирский, московский, новгородский, псковский, смоленский, тверской, югорский (Iugariae), пермский (Permia), вятский (Viackiae, Viatkha), булгарский и проч.; господин и великий князь Новгорода низовские земли (Nowogardia terrae inferioris, Neugarten des undern Erdtrichs) и черниговский (Czernigowia), рязанский (Rezania), волоцкий (Wolotkia), ржевский (Rschowiae, Rsowie), бельский (Beloiae), ростовский (Rostowia), ярославский (Iaroslawia), белозерский, удорский (Udoria), обдорский (Obdoria), кондинский (Condinia)». [ Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М.: МГУ, 1988].