Алексей Колобродов - Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Владимир-то Бортко явно рассчитывал на многомерность или как минимум многогранность. С оглядкой на верхний зрительский ряд… Финальная сцена — гроб императора, который соратники несут по нынешнему Невскому среди авто на заснеженный невский лед… Если воспринимать аналогии прямо и лобово — даже не по себе становится.

Но большие телевизионные начальники — народ тертый: знают, зачем и для кого работают.

О бортковском «Петре» поговорили в общем негусто, в отличие от вышедшего двумя годами ранее фильма «Царь» об Иоанне Грозном в 1565–1969 годах — времени учреждения и разгула опричнины.

Либеральная критика фильм осторожно — и несколько даже дистанцируясь — одобрила, патриотическая обругала, но в основном мессидже обе сошлись — не парадоксально, а скорее предсказуемо, по-традиции объединив государственность и патриотизм. Тогда как для авторов — и здесь их пафос — это вовсе не синонимы.

Павел Лунгин — художник разноплановый, после «Олигарха» с его непроизвольным окарикатуриванием эпохи первоначального накопления и 90-х вообще, с отчетливо-березовской биографической первоосновой («Большая пайка» Юлия Дубова; он же — соавтор сценария), с аллюзиями из «Крестного отца» и советской производственной драмы Лунгин снимает «Остров» с таким подлинным интересом к православию, как будто режиссер всю жизнь изучал «Добротолюбие» параллельно с духовной практикой отдаленных скитов и приходов.

В «Царе» православие уже не содержание, но фон, однако вновь демонстрируется не только глубокое знание предмета, но и умение «подсадить» зрителя на вневременной мотив русского эсхатологизма в антураже церковного мученичества и сектантского изуверства.

Многие деятели считают синонимами патриотизм и православие, с этой стороны никаких вопросов к Лунгину, кажется, вовсе быть не должно.

Автор сценария «Царя» — пермский прозаик Алексей Иванов, один из самых интересных современных российских писателей; судя по его лучшему на сегодняшний день роману «Золото бунта» — глубокий знаток уральской истории с географией, равно как ветвей и практик русского раскола. Что, вроде бы, может быть патриотичнее…

Тем не менее многие рецензенты отказывают авторам именно в патриотизме. Другие и параллельные претензии — русофобия, искажение образа Грозного, грехи против исторической правды.

Николай Бурляев говорит, что великого царя изобразили бомжем и упырем — речь тут явно о внешности Мамонова с единственным клыком во рту. Дескать, в 1565 году Иоанну было 35 лет от роду и был он мужчиной в расцвете сил — чистый Карлсон. Здесь обычное перенесение современных представлений на средневековье, когда средняя продолжительность жизни даже знатного мужчины не превышала как раз 30–35 лет, беззубыми все были с юности, к тому же здоровье Грозного было изрядно подорвано кутежами и походами; прогрессировавшая к тому времени душевная болезнь тоже не способствовала омоложению.

Критики фильма подверстывают под русофобию чрезмерное изображение опричных зверств. Действительно, тогда еще не случилось «заговора Старицких», в ходе розыска по которому, согласно синодику Иоанна Грозного, было казнено свыше трех тысяч человек, разорения Новгорода и пр. Да, масштабные кровопролития были еще впереди, но погромы «земщины» уже начались, равно как и кровавые забавы кромешников. Конечно, опричники, будучи людьми верующими (многие, как и Грозный, фанатично) не могли поджечь церковь с монахами, но мне представляется, будто этот анахронизм Лунгин допустил сознательно — перекинув мостик из эпохи Иоанна во времена Алексея Михайловича и Петра — изведения раскола, самосожжений старообрядцев, неистовой проповеди Аввакума…

Бывали и потехи с медведями, душегубствовал сам Грозный — известен случай, когда Иван, посадив конюшего Ивана Федорова-Челядина на трон и обратившись к нему с шутовской речью, затем бросился на боярина с ножом и заколол его. Добивали опричники.

Я бы и сам нашел в лунгинском кино корзинку исторической клюквы — непонятки со взятием и оставлением Полоцка (даты никак не бьются), Малюта Скуратов был тогда рядовым опричным татем, а не правой рукой царя, митрополиту Филиппу Иоанн в мешке прислал голову не племянника, а троюродного брата… Но все это ерунда, и пафос обличителей Лунгина несостоятелен, поскольку фильм о другом.

Не о конфликте царя с церковью, власти светской с властью духовной. Фильм о вечной, на уничтожение, войне господствующей идеологии с гражданским обществом. Идеология может быть построена на идее централизма и фразе из Послания Павла к римлянам «любая власть от Бога». Она может при этом облекаться в эсхатологические предчувствия на подкладке душевной болезни, реализовываться в странной смеси тиранства со скоморошеством.

А может — банальным обывательским цинизмом современной власти, берущей начало в застое Брежнева и Черненко.

Да и гражданское общество у нас всегда никак не сообщество, а набор одиночек, понимающих Христа через Евангелие, а не послания Павла, почему-то уверенных в необходимости милосердия, несущих свет знания, готовых положить «живот за други своя», убежденных в торжестве добра и справедливости… На мой взгляд, люди, подобные митрополиту Филиппу, и есть истинные патриоты России. Они до последнего готовы к сотрудничеству с властью, но когда тиранство и неправда переходят все границы, становятся обличителями и приносят себя в жертву…

Об этом фильм Павла Лунгина с его православным фоном, трагическим сюжетом и страшноватым открытым финалом — «государевым весельем» на пепелищах, бродячим псом и воплем Грозного: «Где мой народ?»

Мой приятель, композитор и психиатр Саша Мордовин, на параллель с Путиным указал, комментируя одну из первых сцен: Иоанн завершает молитву и выходит к народу. Лысый, дескать, согбенный сморчок в грязной нательной рубахе преображается по мере того, как ближние одевают его в «царское», накладывают бармы и шапку Мономаха. Становится могуч, страшен и судьбы человеческие за вихор берет.

Аналогию, но не с царской стороны, а с митрополичьей, поддержал протодиакон Андрей Кураев: «Случайно или нет, что выход этого фильма пришелся на первый год нового патриаршества? Не предстоит ли и Патриарху Кириллу стать наследником не только трона св. Филиппа, но и его креста? Не есть ли этот фильм своего рода духовное завещание от св. Филиппа к Патриарху Кириллу?»

А вот забавная деталь, почерпнутая из «Википедии»:

«Фотограф съемочной группы Алексей Дружинин несколько месяцев спустя после завершения съемок стал личным фотографом председателя правительства России Владимира Путина и продолжает являться таковым по состоянию на январь 2010 года».