Фридрих Кристиан цу Шаумбург-Липпе - Был ли Гитлер диктатором?

Они могли бы легко избить коммунистов — но это было запрещено СА. Штурмовикам пришлось позволить противнику бить себя, но тем более решительно они вытолкнули их прочь. Затем Гитлер послал доктора Геббельса проехаться на машине по всем улицам Нюрнберга, чтобы Геббельс напомнил всем штурмовикам об обязательной дисциплине. В результате конфликта был один погибший и несколько раненых — разумеется, исключительно со стороны СА!

В 1932 году в Берлине во время похорон убитого марксистами члена гитлерюгенда Герберта Норкуса, я видел, как коммунисты специально закидывали нас — доктора Геббельса и его сопровождение — с небольшого расстояния с высокой стены тяжелыми камнями. Геббельс стиснул зубы и незаметно шепнул нам: "Стойте спокойно, не подавайте виду, только не позволяйте себя спровоцировать!" И каждый из нас передавал эти слова дальше. Все руководствовались этим, иначе была бы кровавая бойня неслыханного размаха. Когда мы позже уходили с нашими боевыми песнями всей массой через этот самый "красный" район Берлина, многие из коммунистов присоединялись к нам, маршируя "тем же самым шагом в наших рядах"!

Революция Гитлера была хоть и всеохватывающей, если даже не одной из самых больших революций вообще как в политическом, так и в духовном отношении, но она неповторимо отличалась своей дисциплиной. Именно так она и пришла к власти. Именно в этом она больше всего отличалась от ее противников. Поэтому клевета на наше немецкое прошлое нигде не является такой жестокой, как там, где она просто пытается полностью стереть эту дисциплину из памяти немцев. Клеветники очень хорошо знают, что такая дисциплина, как эта, предполагает непреодолимо сильную веру. Такая вера могла бы появиться и еще раз, даже и без Гитлера и национал-социализма, только опираясь на закономерности природы, например.

Когда граф Хельдорф, начальник полиции Большого Берлине, после так называемой "хрустальной ночи" подробно докладывал гауляйтеру Большого Берлина о происшествиях, я случайно был этому свидетелем, хотя они сами этого не знали.

Он сообщил, что только очень немногие членов партии участвовали в грабежах еврейских магазинов и в избиении евреев. Но даже эти поступали так в значительной степени только потому, что их подстрекали к этому, а именно — переодетые штурмовиками коммунисты. Ответ Геббельса был таким:

"Хельдорф, я скажу вам так, это безумие будет стоить нам еще одного миллиона мертвых солдат!"

То, что Гитлер якобы хотел "хрустальной ночи", было неправдой. Наоборот, именно потому он и Геббельс так часто созванивались по телефону той ночью друг с другом и были очень взволнованны, потому что ради бога хотели предотвратить какие-либо акты насилия, истязания или грабежи. Я знаю это от одного господина из отдела прессы Имперского министерства пропаганды, который дежурил на телефонной станции министерства той ночью и из понятного любопытства подслушивал. Он сделал для себя соответствующие заметки.

Несмотря на все эти доказательства, является установленным, конечно, что Гитлер, Геббельс, Геринг и другие были достаточно умны, по меньшей мере, чтобы знать, что было бы просто самоубийством превратить мировое еврейство в своего врага номер 1, кроме того, в тот момент, когда они ни в чем не нуждались так сильно, как в длительном, как можно более надежном мире. Как известно, революцию ни в коем случае нельзя проводить во время войны. И революция была для Гитлера всем — ведь именно она должна была спасти как немецкий народ, так и империю! Все же она была порождением страшных последствий — вышедшей из протеста против последствий Первой мировой войны. Это было бы все равно, что "пустить козла в огород", если бы он рисковал теперь новой войной как раз во время проведения революции. Ведь его главным принципом было достигать всего, чего можно было достичь без опасности войны! Такой человек, как Юлиус Штрайхер, наверняка думал иначе по этому вопросу, но из-за этого нельзя возлагать ответственность ни на партию, ни прежде всего на народ — и уж тем более на Адольфа Гитлера.

Учреждения стоят ровно столько, сколько люди, которые их представляют! Тот, кто хочет писать историю, должен судить не людей по поступкам, а поступки по людям. Но чем больше побеждал материализм, тем меньше обращали внимания на людей — и тем больше на их "успехи". Кто хочет, однако, судить о действиях по людям, тот должен хорошо знать этих людей лично и наблюдать за ними как независимый наблюдатель. Он должен оценивать их не из-за намерений или даже не ради какой-то политической тактики, а исключительно для того, чтобы оказать честь правде!

Предвоенное, военное и прежде всего послевоенное очернение немецкого народа и его прошлого имеет с правдой так же мало общего, как и с честью, — оно служило и служит исключительно подготовке третьей мировой войны, на тот случай, если снова не удастся навсегда сломать хребет немецкому народу.

Как раз в этой связи проблема "уничтожения евреев в концентрационных лагерях", пожалуй, является самой потрясающей во всех отношениях, причем для всех участников, на какой бы стороне они ни стояли или ни стоят сейчас.

Я сразу после войны был в плену вместе со многими людьми, которые в последние годы войны были заключенными в самых различных больших немецких концентрационных лагерях. Я слушал все их рассказы, насколько это было возможно. На самом деле я не видел ни одного, кто мог бы подтвердить мне, что в одном из тогдашних концлагерей когда-нибудь хоть один человек был отравлен газом. То, что трупы жертв разразившихся в самом конце войны эпидемий были сожжены, так как их больше нельзя было погребать, и что это происходило уже и тогда, когда управление лагерями было в руках оккупационных властей, было сделано только по соображениям гигиены само собой разумеющимся делом и было совершенно необходимо. В конце войны, несмотря на все усилия, больше не было возможности доставать лекарства, продовольствие и т. д. Между тем давно доказано, что, к примеру, в лагере Дахау никогда не было никакого сооружения для убийства людей с помощью газа.

Я уже сообщал ранее, что по официальной статистике во время, о котором идет речь, отсутствовали в целом самое большее 3,7 % евреев — от всех евреев во всех странах. Евреи эмигрировали не только из Германии, но и из балканских стран, из Франции, Греции и Италии.

Когда американцы во время войны высадились в Касабланке, только из города Марракеша 5000 евреев покинули Марокко. Почему же из гораздо больших городов Марокко — Касабланки, Рабата, Танжера и т. д. — не могло убежать намного больше евреев — так же, как и из других арабских стран?