Газета Завтра Газета - Газета Завтра 433 (11 2002)

США несут прямую ответственность за действия любых сил, находящихся под их эффективным контролем. Помимо этого, Human Rights Watch уже давно ставит вопрос о недопустимости предоставления помощи в области безопасности тем силам, в действиях которых просматривается устойчивая практика грубых нарушений прав человека и норм гуманитарного права. В частности, Human Rights Watch настаивает на том, что такая помощь не должна оказываться никакой группе или коалиции, в состав которой входят командиры, допускавшие серьезные нарушения гуманитарного права и не понесшие за это наказания. К ним, среди прочих, относятся: генерал Абдурашид Дустум, командующий узбекскими силами; Хаджи Мухаммад Мухаккик, один из командиров формирований хазарейцев-шиитов (партия "Хизб-и-Вахдат"); Абдул Расул Сайяф, лидер не действующей ныне суннитской партии "Иттихад-и-Ислами"; Абдул Малик Пахлаван, в прошлом один из командиров узбекских сил. Мы также настоятельно призываем к созданию механизмов привлечения виновных к ответственности, что должно послужить делу торжества справедливости и недопущению этих лиц в будущем к руководству Афганистаном.

М. Ковров

11 марта 2002 2 0

11(434)

Date: 12-03-2002

Author: М. Ковров

ПО РУССКОМУ КАНОНУ (“Униженные и оскорбленные”. Спектакль Художественного театра)

По-видимому, со времен горьковских "Мещан" в постановке Кедрова в 1949 году во МХАТе не было спектакля с таким количеством первоклассных работ молодых актеров (Иван Петрович — Максим Дахненко, Наташа — Нина Гогаева, Нелли — Ольга Глушко, Алеша — Андрей Чубченко, Катерина Федоровна — Лариса Голубина). А ведь многим казалось, произошли необратимые изменения и чистота и тонкость чувств на сцене уже невозможны.

Появились даже театральные школы, их возглавляют известные люди, всю жизнь занимающиеся искусством и ничего не понимающие в искусстве (классический персонаж — профессор Серебряков в "Дяде Ване" Чехова).

Например, Юрий Любимов, любимый ученик Бертольда Брехта. Впрочем, лучше пусть сам скажет ("Петербургский театральный журнал", № 8):

— Это легенда, что наши артисты самые хорошие, это глупость. Квасной патриотизм... А мы пронизаны чушью всякой... Какими-то мифами, главное, ерундовыми, и профессионально мы слабы...

— А вы были влюблены в своих актеров?

— Нет, Боже сохрани...Господь с вами, чего в них влюбляться? Половина вообще полууголовники.

— Вы утверждаете, что у русских актеров нет индивидуальности... И Высоцкий мог быть в любой другой стране, и Славина, Демидова, Золотухин?

— Безусловно, и даже лучше Демидовой.

— А индивидуальность, то, что мы называем национальным характером,— разве это не присуще русским актерам, не накладывает отпечаток?

— Это больше выдумки.

— Что вас волнует?

— Да я не по волнениям ставлю. Во-первых, я должен придумать, как поставить.

А вот что во времена “холодной войны” писали во французском еженедельнике, считающемся крайне реакционным, во время гастролей МХАТа в Париже: "Прежде всего отбросим ложный стыд и не будем скрывать своего волнения перед тем, что принес нам Московский Художественный театр: осуществление одной из самых великих возможностей мирового драматического искусства. О чем-то подобном мы до этого могли только мечтать".

"Да я не по волнениям ставлю" — поразительно! Поистине Брехт прав: "глупость становится незаметной, приобретая огромные масштабы".

Толстой: "Искусство начинается тогда, когда человек с целью передать другим людям испытанное им чувство снова вызывает его в себе". Придумать, как поставить — главный признак поддельного искусства. Неудивительно поэтому, что постоянно изображая неиспытанные ими чувства, актеры Любимова превратили театр на Таганке в коллектив затейников из кондукторского резерва. Органы чувств у них, за неупотреблением, уменьшились, и произошла атрофия чувства стыда.

Когда в конце пятидесятых годов прошли триумфальные гастроли МХАТа в Европе и Японии, что их так поразило? Самым необычным было то, что актеры МХАТа относятся к героям, как к человеческим существам, оказавшимся в запутанном положении, а не как к уродам, загнанным в трагический тупик. Нет бледных Офелий; диалогов, доходящих до надрыва. В Японии писали: степень искренности в выражении своих чувств актерами МХАТа стала событием, которое по своему характеру напоминает революцию.

— Я вас люблю... я не гордая. Вы сказали вчера, что я гордая. Нет, нет... я не такая... я вас люблю. Вы только один меня любите... — интонации, с которыми актриса Ольга Глушко сегодня произносит текст Достоевского, возможны только во МХАТе. В ее голосе нет истерии, "достоевщины", а только чувство вот этой единственной нити, связывающей людей: "пока я люблю и могу любить, не может быть, чтобы плохо было на свете, да и не будет плохо". Тяга к другому человеку. Потому что другой надежды нет.

— Искусство не есть проявление какой-то таинственной идеи, красоты, бога; не есть игра, в которой человек выпускает излишек накопившейся энергии; не есть проявление эмоций внешними признаками; не есть производство приятных предметов, не есть наслаждение, а есть необходимое средство общения людей, единственный способ понять другого человека, жившего в далекие прошлые времена, живущего в другой стране, говорящего на чужом языке; и единственный способ передачи своих чувств потомкам и другим незнакомым людям.

Не будь этой способности человека заражаться искусством, люди бы до сих пор были более разрозненными и враждебными.

Из разговора мальчиков, лет тринадцати, после окончания спектакля "Униженные и оскорбленные", стоявших за мной на вешалке:

— Этого Алешу я сразу разгадал.

Они говорили: "Наташа", "Катя", как о своих подружках; уважительно, и с полным пониманием сложности ситуации.

— Просто ты тогда любил меня больше, — как Наташа сказала, так я все и понял.

Лучшей оценки работы Нины Гогаевой, исполнительницы роли Наташи, не существует.

В этом спектакле (постановка Татьяны Дорониной, режиссер Анатолий Семенов) женщины прекрасны, как им и положено быть, и чего уже не может быть в театре у Любимова; или у Марка Захарова; или у Юрия Погребнички; у Райкина. Там, где актеры — пешки в руках режиссера. Пешка она и есть пешка и, в отличие, скажем, от шахмат, королевой не будет никогда.

К.Райкин, театр "Сатирикон" (Москва): "Режиссер — хозяин и абсолютный бог. Он тобой строит спектакль. А я должен понимать элементарную цепь событий — и все".

С.Спивак, театр на Фонтанке (Санкт-Петербург): "Спектакль без "постели" не поставишь: артист ведь должен "забеременеть" от режиссера его видением, его идеями". Спивак поставил "Грозу" Островского, заставив актрис раздеться. Московский актер В.Коренев в восхищении. Вспоминает, какие ужасные спектакли в его молодости были в Малом театре.