Эксперт Эксперт - Эксперт № 06 (2013)

В Европе же общая поддержка научных мегапроектов в последние годы очень сильно возросла, и на фоне текущей неопределенности с их финансированием в Соединенных Штатах можно констатировать, что Евросоюз вышел в этой сфере на лидирующие позиции в мире. Особенно активные шаги предпринимаются в Германии, а также в Великобритании и ряде североевропейских стран (прежде всего в Голландии, Дании и Швеции).

Но не следует забывать и о крупнейших развивающихся странах мира, в первую очередь о Китае, в который я в последние годы приезжаю довольно часто, и меня просто восхищает, насколько значительное внимание уделяется там развитию науки и насколько серьезные финансовые ресурсы инвестируются в различные национальные научно-технологические проекты и программы.

Как вы, возможно, знаете, в их очередном пятилетнем плане содержится требование удвоить общую долю госинвестиций в фундаментальную науку в ВВП. А если при этом учесть, что и сам китайский ВВП за этот срок должен вырасти еще примерно вдвое по сравнению с нынешним уровнем, то нетрудно посчитать, что совокупные госрасходы на науку в Китае увеличатся в четыре раза. Честно говоря, я даже не могу представить себе, во что может вылиться подобный колоссальный прирост!

То, что бозон Хиггса удалось открыть уже в 2012 году, это тоже прямое свидетельство большого прогресса современной экспериментальной физики высоких энергий, поскольку, согласно большинству прогнозов, это событие должно было состояться как минимум на год-два позже

Фото: Тигран Оганесян

— Как вы относитесь к тому, что в вашей научной области, физике частиц, практически все крупные американские экспериментальные установки к настоящему времени либо уже закрыты ( как тот же чикагский Тэватрон в 2011 году), либо могут быть закрыты в ближайшее время? Разве вы не испытываете проблем с тем, что ваши теоретические идеи и концепции теперь стало намного сложнее тестировать на территории Соединенных Штатов?

— Вы знаете, в этой сфере все далеко не так мрачно, как может показаться со стороны. По сути, сегодня для большинства подобных экспериментальных проверок более чем достаточно мощностей, предоставляемых на женевском Большом адронном коллайдере (LHC). А США — крупнейший участник этого мегапроекта.

— Но LHC все- таки находится в Европе, а не в Соединенных Штатах…

— Лично для меня это не является проблемой. Но, отвечая на ваш вопрос о текущей ситуации в США в экспериментальной физике высоких энергий, вынужден признать, что эта область действительно оказалась в очень непростом положении. И непосредственные истоки этой тяжелой ситуации, безусловно, следует искать в недавнем прошлом, когда в начале девяностых американские законодатели окончательно похоронили проект строительства в штате Техас Сверхпроводящего суперколлайдера (SSC), который должен был стать прямым конкурентом женевского LHC. Для всех американских ученых, участвовавших в разработке SSC, это решение стало настоящей трагедией. Да и в дальнейшем, по моему мнению, было сделано немало серьезных стратегических ошибок, и, по большому счету, с тех пор мы сильно утратили свои позиции в мировой науке в этой области. В настоящее время мы находимся на критической развилке, и лично я совершенно не удовлетворен ни тем, какие решения принимаются на высшем уровне сегодня, ни теми планами на будущее, которые обнародуют американские чиновники от науки. И проблема здесь не только в недостатке господдержки этих исследований, но и в том, что серьезный разброд наблюдается и внутри самого американского научного сообщества, внутри министерства энергетики США (DOE), которое непосредственно курирует все эти проекты.

Однако, чтобы мои комментарии не прозвучали слишком пессимистично, я хотел бы отметить, что в более широком, мировом контексте экспериментальная физика высоких энергий сегодня, напротив, переживает период очередного подъема — достаточно вспомнить о недавнем важнейшем открытии бозона Хиггса на LHC. Это открытие однозначно можно считать грандиозным триумфом мейнстримовской Стандартной модели физики частиц, и лично для меня оно стало очень радостным событием, поскольку все альтернативные теоретические модели, в которых предлагались запасные варианты на случай, если бозон Хиггса так и не удастся экспериментально обнаружить, на мой взгляд, выглядели крайне неудобоваримыми.

— Чего следует еще ожидать от физики высоких энергий и какие важнейшие теоретические задачи и вопросы ей предстоит решить в ближайшем будущем?

— Нам, физикам-теоретикам, конечно же, очень бы хотелось, чтобы экспериментаторы наконец нашли нечто, что явно не вписывается в стандартные рамки и позволит выйти за пределы Стандартной модели, то есть открыть пресловутую «новую физику».

— Насколько мне известно, вы сами неоднократно предсказывали, что на том же LHC « вот- вот» должны быть обнаружены так называемые суперсимметричные частицы — партнеры обычных частиц…

— Да, я говорил об этом и продолжаю надеяться на то, что рано или поздно их все-таки смогут открыть. И то, что эти частицы все еще не найдены, по моему мнению, отнюдь не означает, что их вовсе нет в природе, просто, возможно, мы пока не можем их поймать из-за ограниченности наших экспериментальных возможностей. Кроме того, не забывайте и о том, что вплоть до настоящего времени ученые статистически обработали лишь один-два процента общего массива данных, которые уже удалось получить на LHC. Так что, быть может, эти новые частицы уже детектированы, но пока дожидаются того, чтобы ученые-теоретики смогли их наконец «задним числом» увидеть.

К слову, то, что бозон Хиггса удалось открыть уже в 2012 году, это тоже прямое свидетельство большого прогресса современной экспериментальной физики высоких энергий, поскольку, согласно большинству прогнозов, это событие должно было состояться как минимум на год-два позже.

— А что вы можете сказать относительно энергетических мощностей, которые в настоящее время достигнуты на LHC? По вашему мнению, их уже достаточно для того, чтобы рассчитывать на открытие нового класса суперсимметричных частиц?