Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым

Женщины не могли существенно изменить этой обстановки. Мужчины, по крайней мере, в бане и в плавательном бассейне, грубо, по-уличному шутили и, казалось, получали от этого удовольствие, но женщины не только не потворствовали какому-нибудь юмору - они даже одевали часть "учеников" в спадающие одеяния, которые ассоциировались с людьми, вовлеченными в различного рода "движения". Они производили внешнее впечатление служительниц или послушниц какого-нибудь религиозного ордена. Ничто из этого не было ни информирующим ни убеждающим в тринадцатилетнем возрасте.

30.

После массового отъезда студентов осенью 1927 года, к обычному "зимнему" населению Приэре прибавилось два человека. Одним из них была женщина, которую я помню только под именем Грейс, а вторым - вновь прибывший молодой человек по имени Серж. О них обоих разнеслось несколько сплетен.

Что касается Грейс, которая была американкой, женой одного из летних студентов, она заинтересовала нас потому, что была несколько "необычным" студентом. Никто из нас не знал, что она делала в Приэре, так как она никогда не принимала участия ни в какой из групповых работ над проектами, а также была освобождена от таких обязанностей, как работа на кухне или выполнение какой-либо домашней работы. И, хотя никто не спрашивал о ее общественном положении, или ее привилегиях, о ней ходило много слухов.

Серж был другим. Хотя я не помню какого- нибудь особого объявления о его прибытии в Приэре, мы все звали, благодаря "студенческим слухам", что он был освобожден под честное слово из французской тюрьмы; в действительности, был слух, что его освобождение было устроено Гурджиевым лично как одолжение старому другу. Никто из нас не имел никакой точной информации о нем; мы не знали каким было его преступление (все дети надеялись, что оно было, по крайней мере, чем-нибудь столь же страшным, как убийство), и он, подобно Грейс, был очевидно также освобожден от участия в каких-либо регулярных делах школы. Мы только видели этих двух "студентов" (были ли они ими - мы, в самом деле, не знали) за едой и по вечерам в гостиной. Грейс, вдобавок, привыкла делать то, что мы представляли как частые таинственные поездки в Париж - таинственные только потому, что, в случае большинства людей, такие поездки были не только относительно редкими, но их цель была обычно известна всем нам.

Оба они оказались самым обычным добавлением к нашей зимней группе. Позднее, осенью, когда я исполнял обязанности швейцара, Грейс вернулась в Приэре под конвоем двух жандармов. Она и жандармы переговорили с м-ром Гурджиевым немедленно после прибытия, и, когда жандармы уехали, Грейс удалилась в свою комнату и не появилась даже к обеду этим вечером. Мы не видели ее снова до следующего дня, когда она появилась еще раз в швейцарской со своими чемоданами и уехала. Мы узнали лишь несколько дней спустя, что она была поймана в отделении универмага в Париже за воровство и, согласно сплетне (Гурджиев никогда даже не упоминал ее имени), Гурджиев должен был гарантировать ее немедленный отъезд из Франции обратно в Америку, а также уплатить некоторую крупную сумму отделению универмага. Тайна ее изолированной работы в Приэре в это время также была выяснена. Она проводила свое время, главным образом, за шитьем одежды для себя из материалов, которые "крала" в Париже. Она была темой общих разговоров некоторое время после отъезда - это была первая встреча кого-либо из нас с преступлением в школе.

Так как Серж был - или, по крайней мере, должен был быть преступником, наше внимание теперь сосредоточилось на нем. Мы слышали, что он был сыном французско-русских родителей, что ему было немного больше двадцати лет, но больше мы ничего не знали о нем. Не делая ничего захватывающего, он не был награжден нашим интересом - несколько недель, по крайней мере, - до тех пор, пока он, как раз перед Рождеством, просто не исчез.

Его исчезновение было впервые замечено, когда он не появился на обычную субботнюю вечернюю баню. Эта суббота была в некоторой степени необычной для зимнего времени из-за большого числа гостей, которые приехали из Парижа на выходные, и среди них было несколько американцев, которые постоянно жили в Париже. Хотя факт, что Серж не появился в бане, был упомянут, никто особенно не заинтересовался - мы не думали о нем, как о полноправном члене группы, и он, казалось, имел особый статус, который никогда не был определен и который мог, поэтому, включать такие странности.

На следующий день было воскресенье - единственный день, когда нам не надо было вставать и идти на работу в шесть часов утра - и было еще не поздно, когда перед традиционным "гостевым" ланчем мы узнали, что несколько американцев потеряли деньги и драгоценности, или и то и другое одновременно, и что Серж не появлялся. На завтраке об этом было много разговоров, и многие гости неизбежно заключили, что исчезновение их ценностей и исчезновение Сержа были, конечно, связаны. Только Гурджиев был непреклонен, утверждая, что здесь совсем нет связи. Он твердо настаивал, и это казалось большинству из нас безрассудным, что они просто "положили не на место" свои деньги и драгоценности, и что Серж снова появится в должное время. Не взирая на споры о Серже и "кражах", все продолжали большой завтрак и даже выпили больше обычного; к окончанию завтрака, когда Гурджиев уже собирался удалиться, американцы, которые настаивали, что они обворованы, не могли уже говорить ни о чем кроме вызова полиции, несмотря на заверения, что Серж не был замешан.

Когда Гурджиев удалился в свою комнату, эта группа американцев, естественно, села в одной из маленьких гостиных, они стали выражать соболезнования друг другу, а также обсуждать, какие бы действия они могли совершить, и во время этих обсуждений они пили. Главным образом потому, что я говорил по-английски, а также был хорошо им всем известен, они послали меня на кухню за льдом и стаканами, имея в наличии несколько бутылок ликера - главным образом, коньяка - из своих комнат или автомобилей. По той или иной причине, они начали настаивать, чтобы я выпил с ними, и так как я чувствовал, как и они, что Гурджиев был неправ относительно Сержа, я был рад присоединиться к их группе и даже чувствовал за честь быть приглашенным разделить с ними ликер. Вскоре я был пьян второй раз в свой жизни и очень наслаждался этим. Также, к тому времени ликер разжег наши чувства против Гурджиева.

Выпивка была прервана очень поздно после обеда, когда кто-то пришел позвать меня, сообщив в то же время, что Гурджиев готовится уехать в Париж через несколько минут и хочет видеть меня. Сначала я отказался идти и не пошел к машине, но он послал второго человека за мной. Когда я пришел к автомобилю, сопровождаемый всеми моими, на это раз, взрослыми пьяными компаньонами, Гурджиев посмотрел на всех нас сурово, а затем велел мне пойти в его комнату и достать бутылку "Наджола". Он сказал, что запер свою дверь и теперь не может найти ключ, а другой ключ от его комнаты есть только у меня.