Николай Долгополов - По ту сторону спорта

Однако нет-нет да и появлялись на Западе свободные, некоммерческие ансамбли. Один из них создал Толлер Крэнстон — шестикратный чемпион Канады, так и не завоевавший звания чемпиона мира. Благородны замыслы главного режиссёра, идеолога и основателя «Театра на льду»: «Исполнители должны обладать высокими художественными достоинствами, труппа должна быть настоящим театром». Крэнстон пригласил к себе отличных исполнителей — в основном известных фигуристов США и Канады. Объявил о создании ледового театра и другой спортсмен — олимпийский чемпион англичанин Джон Карри: «Это будет не привычное айс-ревю, — пообещал он. — Я мечтаю поставить балеты Чайковского, Минкуса…»

Но суровая жизнь подтвердила: некоммерческим шоу соревноваться с ледово-развлекательной империей Чалфена исключительно сложно. Где сейчас театры Карри и Крэнстона? Кто видел их концерты или хотя бы читал об успешных или неудачных гастролях? Можно дать десяток представлений, организовать гастрольную поездку. Всё равно сопротивление обречено на провал: «Холидей» подобных конкурентов не потерпит. В мире чалфенов людям творческим, заботящимся об искусстве, а не о прибылях, долго не продержаться. Выхода у них нет: лучше Чалфен, чем Крейзи из «Айс Фоллиз».

«Скупка» чемпионов чуть не на корню успешно продолжается. Ещё не успели отзвучать мелодии олимпийского бала в Сараеве, а некоторые звёзды, не устоявшие под напором гонцов и зазывал из ледовых шоу, стыдливо заявили: переходим в профессионалы. Так, в обойму айс-ревю попали английские танцоры-чемпионы Джейн Торвилл — Кристофер Дин, победительница первенства мира-83 американка Розалин Самнерс… Список «потерь» любительского спорта легко продолжить. Но не хочется. К чему лишние расстройства и огорчения? Антрепренёры шоу-бизнеса и на этот раз не проиграли.

Мы часто говорим и пишем — капиталист, миллионер, предприниматель. А каков тот же Чалфен в жизни, в общении, в работе? Представьте маленького широкоплечего человечка в мешковатом недорогом костюме. Ансамблей, как этот, гастролирующий в СССР, у него пять или шесть, но хозяин «Холидея» знает по именам не то что всех солистов или гёрлз — каждого техника и осветителя. У холидеевского начальства специфические отношения с обслуживающим персоналом. При заключении контракта костюмеров, электриков, звукооператоров предупреждают: «На три места берём двоих. Ползарплаты третьего делим между вами пополам. Согласны?» Куда денешься — обычно соглашаются. И работают до изнеможения, на износ.

Слово Чалфена — закон, не подлежащий обсуждению приказ. Рядом с низкорослым президентом теряет внушительность, делается незаметнее и главный менеджер Хельмут Эккарт. Вот, блестя очками и вежливо улыбаясь, Чалфен при публике и на публику что-то выговаривает здоровенному немцу. Эккарт смущается, наклоняется к шефу, как бы пытаясь уменьшиться в размерах, и лепечет: «Да, да, мы исправим, извините, завтра же исправим». Чалфен улыбается: «Исправьте сегодня, дружище». С выпученными глазами главный менеджер со всех ног бежит выполнять не всегда срочное, иногда и глуповатое распоряжение.

Глядя на «Холидей» с теперешних позиций, замечу, что была некая категория людей, перед которой Чалфен не то чтобы заискивал, а, как бы это лучше сказать, лебезил, выставляя себя рубахой-парнем, другом и отцом артистов. Журналистам с Чалфеном работалось просто. Никто из солистов не имел права отказываться от встречи с прессой. Давать интервью считалось такой же прямой обязанностью, как выходить на лёд. Президент свято верил в газетную рекламу и всячески налаживал контакты с мастерами пера.

Однако не случайно вся труппа, прослышавшая о приезде Чалфена в Москву, пребывала в душевном трепете. На репетиции и спектакли больше никто не опаздывал. Билли Стюарт скучал — штрафовать было некого. Валя из закулисного буфета Дворца спорта удивлялась: «То на них шампанского с водкой не напасёшься, то вдруг подай холодного лимонаду». Фигуристы выкладывались на представлениях, и лишь Хана Машкова смеялась над внезапным преображением коллег. Наверно, она одна не боялась всесильного президента.

Чалфен быстренько оштрафовал её за прибавку в весе. Произвёл незначительные перестановки в программе. Встретился на всякий случай — авось клюнет — с советскими чемпионами. Не клюнуло, но американец иного и не ожидал. Заключил новый договор с «Госконцертом». Ни минуты времени не пропадало. Всегдашняя переводчица Чалфена Тамара, вдвое выше и во столько же раз моложе, здорово осунулась за эту неделю. А немолодой Чалфен, теребя её за палец, не уставал попискивать: «Тамар-р-р-ра, аск хим…» («Тамара, спроси его…») Если можно было бы одолжить хоть что-нибудь у скупердяя Чалфена, я бы позаимствовал работоспособность. Энергия била ключом, перехлёстывая через край. Престарелый миллионер успевал повсюду.

Но всё это было не то, чего ждали и страшились. «То» должно было случиться обязательно. Без «того» никакой приезд Чалфена не обходился: кто-то обязан был попасться и быть крупно и примерно наказан. Дрожал-подрагивал и мой приятель Руди Вриике, не склонный к трусости и проявлению подхалимажа: «Что-то произойдёт, Ник. Иначе не бывает. Увидишь».

Я увидел. На этот раз Чалфен долго выбирал жертву. За день до отбытия, когда клиентуры у буфетчицы Вали начало вновь потихоньку прибавляться, «то» свершилось. Чуть не с основания служил в ревю некий Хайнц Крооль — отличный фигурист и неплохой тренер. Все партии всех солистов он разучивал с ними назубок. И не дай бог, кто-то получал травму или заболевал, его место без всяких репетиций и прогонов занимал умелый Хайнц — катался даже в паре. Шутили, что он заменит и Диану Таулер — только бы гримёр постарался. Без дела Крооль не оставался. Травмы в любом балете запрограммированы, а при жесточайшем режиме «Холидея» их бывало больше чем достаточно. В Киеве Крооль выкатывал на лёд в обличии кордебалетного мальчика. В Ростове неделю подменял приболевшего Макферсона. В Москве солировал за подвернувшего ногу Висконти. Здесь-то и заметил старательного ветерана Чалфен. Поговорив о том о сём, он невзначай осведомился у Крооля о возрасте. Немец с готовностью доложил, что, несмотря на отпразднованное пятидесятилетие, чувствует себя по-прежнему молодо и счастлив приносить пользу балету и хозяину. Видно, добросовестный Крооль ждал премии или похвалы. Дождался же резкого: «Ты уволен!»

Весть облетела «Холидей он Айс» со скоростью всякой дурной вести. Как выяснилось, Чалфен был формально прав. Он ненавидел, когда кто-нибудь умышленно или неумышленно нарушал выпестованные им холидеевские законы. Правило гласило: ни один артист, которому исполнилось 50, не должен выходить на лёд перед публикой. В данном случае Чалфен мог бы проявить гибкость. Ведь Крооль старался ради «Холидея». Но не пожелал или скорее решил продемонстрировать ждущей демонстрации труппе, что его карающий меч не тупеет.