Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6411 ( № 15 2013)

Успел доказать всем, кто способен его слышать:

Слова лежат в глубинах русских рек,

Они не умерли, они заснули.

Их разбудить лишь может человек,

И оживёт тотчас стозвонный улей...

Этот мальчик жил не только в Белозёрске, но – в мире и вечности. В одном миге он мог ощутить века:

На берегу смешались времена, –

Свились в клубок разорванные нити.

Алексей Шадринов остро чувствовал и ужас, и нежность мира. «Безумно красивый восход» мог цветом своим открыть ему всю вопиющую жестокость существования, когда даже «небо ножами распорото». А в другую минуту час перед рассветом мог наполнить его душу и, казалось, весь мир тихим, осторожным счастьем:

Мать спит, и сон её перед рассветом –

В безветрии застывший огонёк…

Алексей Шадринов был поэтом истинным. И как истинному поэту ему были даны сила и бремя прозрения. В 1990 – переломном, очистительном и трагическом – году Алексей, тогда ещё 17-­летний подросток, писал с лермонтовским бесстрашием и лермонтовской непостижимой глубиной:

Я отовсюду слышу ветер.

Я вижу серый небосвод.

Я знаю то, зачем на свете

Запущен дней круговорот.

Такие откровения даром не даются. За них надо платить. И только поэт знает этому настоящую цену. Недаром в стихотворении, которое Алексей посвятил своей школьной учительнице литературы Ирине Анатольевне Богомоловой, он, от всей души её благодаря, всё же пишет:

И благо, что от сердца не дано Вам

Сорвать покров, войти и заглянуть

В горнила, порождающие Слово.

Силы зла, силы тьмы, о которых он не раз писал и которым не сдавался, всё же одолели его. Но и он – сквозь трагедию, уже в вечности – одолел их духовным светом своего последнего стихотворения. Оно посвящено любимой:

Все дороги, как реки, где глубь бездонная.

Ни челна, ни плота у них не причалено.

Мне разлука с тобою, как ночь бессонная,

ночь глухая, беззвёздная, нескончаемая.

В последнем своём стихотворении Алексей поднялся на ту высоту, которая доступна только самому чистому сердцу, – на высоту прекрасной народной песни…

После смерти Алексея Шадринова вышло в свет несколько его книг: и в Вологде, и в Москве. Его стихи, поэмы, проза печатались в столичных и региональных журналах и альманахах. Статьи о его творчестве вошли в такие серьёзные издания, как биобиблиографический словарь в трёх томах под редакцией Н.Н. Скатова «Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги» (статья В.Н. Баракова), а также в книгу В.В. Огрызко «Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца XX – начала XXI века». А книга для учителя «Литература. 11-­й класс: поурочные разработки» рекомендует говорить о поэзии Алексея Шадринова в школе. И всё же он пока ещё незаслуженно мало известен.

В Вологде и Белозёрске проходят вечера его памяти. А накануне 40-­летия со дня рождения Алексея литературный вечер, посвящённый его творчеству, состоялся в Ярославле, в Центральной городской библиотеке имени Лермонтова. Провела эту встречу Светлана Николаевна Левагина, сотрудник областной юношеской библиотеки имени А. Суркова. И надо было видеть, с каким напряжённым вниманием, с какими светлыми лицами слушали её люди! И как благодарны они были Светлане Николаевне за то, что она помогла своим землякам-­ярославцам в многоголосии и шуме современной литературы услышать чистый голос Алексея Шадринова…

Ирина ШИХВАРГЕР,ЯРОСЛАВЛЬ

Empty data received from address [ url ].

О.Л. Фетисенко. Гептастилисты. Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. - Санкт-Петербург: Издательство "Пушкинский Дом", 2012. – 808 с. – 1000 экз.

Константин Леонтьев, «пламенный реакционер» второй половины XIX века, в той или иной мере известен многим. В наши дни слово «охранитель» ассоциируется с недалёким отроком, подрабатывающим «троллингом» и «флудом» в блогосфере; в лучшем случае – с политологом, уныло рассуждающим о кознях Запада и призывающим сварить либеральную оппозицию в масле. Разумеется, даже сопоставлять Константина Леонтьева с этими персонажами было бы несерьёзно. Самобытный мыслитель восставал против европейского либерализма, так как считал, что тот убивает «цветущую сложность» мира. Его антизападничество – это «эстетический мятеж против обмещанившегося века». Да и сама жизнь Леонтьева – это иллюстрация его тезиса о «цветущей сложности». Участник Крымской войны, на которой он выполнял обязанности батальонного лекаря, небезызвестный в своё время писатель, публицист и цензор. Дипломат, отменно изучивший Балканы. Тайный монах Оптиной пустыни. И, наконец, философ, создатель учения о «гептастилизме», одновременно реакционного и революционного.

«Гептастилисты» Ольги Фетисенко – не развлекательное чтение и не «Леонтьев для чайников». Монография демонстрирует добротный фундаментальный подход, подзабытый нами в эпоху 140-знаковых откровений. В книге цитируются малоизвестные сочинения Леонтьева, многие из которых сохранились только в черновиках. Тщательному анализу, граничащему с вивисекцией, подвергается его художественная манера. Исследователь уделяет внимание родословной и биографии Леонтьева, извилистой эволюции его философских взглядов.

Так, в молодости он мечтает об «устройстве общества на прочных физиогномических началах» и «распределении занятий и труда[?] сообразно с натурой». Разочаровавшись в «утилитарных» взглядах, он приходит к славянофильству, но греко-болгарская распря, «отложение болгар от Вселенской Цареград­ской Церкви» заставляет его «колебаться в слепой и пламенной вере в славянство». Вершиной его философских и, как сказали бы сейчас, геополитических исканий и обобщений становится идея создания «С Россией во главе Великого Восточно-Православного Союза». Эта антитеза «среднего европейца» должна быть устроена на принципах «гептастилизма», или «семистолпничества».

Примечательно, что сам философ не сформулировал учение о «семи столпах» в целостном виде. Неспроста Ю.Н. Говоруха-Отрок определяет Леонтьева как «писателя… чрезвычайно разбросанного и хаотичного». Книга о семи столпах, о которой мечтал Леонтьев, в итоге так и не была написана. Исследователь реконструирует религиозную, политическую, юридическую, философскую, бытовую, художественную и экономическую составляющие гептастилизма на основании леонтьевских «Писем о Восточных делах».

Мыслитель представляет теократическое государство, где приверженность религии была бы выше национальной принадлежности («если русские, например, изменят православию, они погубят своё государство, но православие найдёт себе более достойных, твёрдых и пламенных сынов»). При этом он ратует за «особую пропаганду за утверждение самобытных вкусов». «Местное самоуправление с мужицким оттенком в уездах» должно сочетаться с «отеческим самоуправством наверху». В эпоху, когда во всём мире, и в России в том числе, стираются сословные барьеры, Леонтьев отстаивает незыблемость сословного неравенства, при этом заявляет, что «хорошо бы прикрепить и дворян к земле (личной собственности)».