Алексей Цветков - Атлантический дневник (сборник)

У меня нет времени выяснять, кто прав в этом споре, и мне это, наверное, не под силу. В любом случае он не ставит под сомнение эпохальное значение трудов Джона Ролза. Он первым выдвинул с такой остротой и убедительностью проблему морального долга государства перед слабейшими из своих граждан. Его взгляды, подобно взглядам Иммануила Канта, уязвимы для критики, но само это подобие свидетельствует о том, в какой ряд он сегодня зачислен.

Сам Ролз, безусловно, понимал, что его модель справедливого государства представляет собой нечто вроде «реалистической утопии», осуществимость которой многим представляется как минимум спорной. Но лучше предоставить ему самому слово в собственную защиту:

Джон Ролз, как мне кажется, доказал как минимум то, что нравственность и политика неразрывно связаны и о них нельзя говорить отдельно, изолированно. А коли так, мой собственный взгляд невольно обращается в сторону России, где с недавних пор распространилось уродливое слово «неполитизированность», которое люди, в том числе и представители так называемой культурной элиты, все чаще употребляют применительно к самим себе, причем с ясно различимым оттенком гордости.

Россия, конечно же, далека от идеала Ролза. Недавняя трагедия мюзикла «Норд-Ост» убедительно продемонстрировала, что сегодняшнее российское государство, как и вчерашнее, ради своего воображаемого престижа легко попирает не только свободы своих граждан, но и саму их жизнь. И если «Норд-Ост» обошелся в полторы сотни таких жизней, то где-нибудь в Чечне этот счет возрастает в тысячу раз, и предела цены престижа не видно. Все это можно было бы списать на «болезнь роста», государственного развития, если бы не это подлое слово, «неполитизированность», отдающее мораль на откуп неподконтрольному государству.

Поскольку человек – неизбежно политическое животное, бессмысленно говорить о его нравственности за пределами общества, то есть именно того, что сегодня в России именуют словом «политика», относя к этой сфере практически все, что выходит за пределы частной жизни. На практике это означает, что нельзя быть одновременно нравственным человеком и законопослушным гражданином несправедливого государства. И даже еще шире – нельзя быть нравственным человеком и одновременно аполитичным, из числа уже упомянутых интеллигентов, воздающих себе сомнительные похвалы. Человек не имеет права считать себя нравственным, если беда ближнего представляется ему чем-то посторонним, не требующим от него немедленной и острой реакции, если он именует эту беду «политикой» и презрительно от нее отмахивается.

И в этом смысле Джон Ролз – не просто кабинетный мыслитель и университетский профессор, он, пожалуй, куда более яркий нравственный пример, чем многие фальшивые филантропы и святоши сегодняшней поп-культуры. Для всех нас, чьи интересы еще не сузились до зарплаты и семьи, Джон Ролз – инспектор совести, «блюститель справедливости», как, вопреки собственным инстинктам, счастливо выразилась французская Monde.

Многие из моих ровесников помнят, наверное, литературные викторины, которыми нас когда-то пытались отвлечь от более свойственных подросткам занятий: назовите писателя, автора трех романов на букву «О». Начну по канонам традиции: назовите самого популярного серьезного писателя XX века. Не получается? Тогда попытайтесь с трех намеков.

Первый: нет, это не тот, о ком вы сразу подумали, но о нем мы сегодня тоже вспомним.

Второй: в силу известных исторических обстоятельств, популярность этого писателя в России далеко уступает той, какой он пользуется на Западе.

Третий, и уже фактически подсказка: его самые известные книги написаны, по крайней мере формально, в жанре фантастики.

Речь, конечно же, идет о Джордже Оруэлле – в этом году исполняется 100 лет со дня его рождения. Его книги переведены на 70 языков. Четверть века спустя после его смерти они продавались, учитывая только англоязычные оригиналы, невероятным темпом в 1340 экземпляров в день. Многие из выражений Оруэлла стали частью повседневного языка, и в этом ему, пожалуй, нет равных среди современников – приходится вспомнить Шекспира. Столетие, в котором он жил, навсегда обогатило историю фиктивной датой 1984, которую, наверное, будут помнить даже тогда, когда большинство реальных изгладится в среднестатистической человеческой памяти.

Его настоящее имя – Эрик Блэр. Он родился в Индии, в семье британского государственного служащего, и в годовалом возрасте был увезен в Англию. Благодаря своим способностям он сумел поступить в самую привилегированную школу страны, колледж Итон. Но здесь начинается духовная эволюция, окрасившая всю его дальнейшую недолгую жизнь. Он стал намеренно учиться спустя рукава, чтобы не угодить в первые ученики, а затем, вместо того чтобы поступить в университет, отправился в Бирму, где пять лет прослужил полицейским. В 1927 году, находясь в отпуске в Англии и не имея никаких перспектив трудоустройства, он бросил работу.

Последующие четыре года он провел практически в добровольной нищете, бродяжничал, нанимался разнорабочим. Воспоминания об этом периоде его жизни под названием «На дне в Париже и Лондоне» были опубликованы в 1933 году – впервые под псевдонимом Джордж Оруэлл.

Следующим этапом стала гражданская война в Испании, куда Оруэлл отправился добровольцем воевать в рядах республиканцев и где он был ранен. Здесь он впервые познакомился со сталинизмом в полевых условиях, и об этом он написал книгу «Памяти Каталонии». С этих пор и до конца жизни за ним закрепилась репутация ведущего критика сталинизма в британском левом движении.

Когда началась Вторая мировая война, Оруэлл, к этому времени писатель со сложившейся репутацией, впервые за многие годы вновь поступил на службу – в так называемый Восточный отдел радиостанции ВВС, где, вместе с другими известными литераторами, такими как Томас Элиот и Луис Макнис, он готовил передачи для Индии, чтобы укреплять там боевой дух. Но нелюбовь к регулярной службе, а в особенности к пропаганде, подавить не удалось, и в 1943 году Оруэлл положил конец своей карьере на радио. В его последнем романе «1984» знаменитая комната пыток выведена под тем же номером, 101, что и кабинет в ВВС, где проходили летучки Восточного отдела.