Александр Наумов - Спецзона для бывших

О своем преступлении – убийстве, совершенном с подельником, бывший военный С. говорит коротко:

– Мы убили такую мразь…

Осужденный С.

– У меня подельник был, старшина-танкист, а я – капитан Вооруженных сил, служили мы в Нижнем Новгороде. Убили одного уголовника, трижды судимого. Он издевался над малолетними ребятишками. Я ходил в гости к старшине, а уголовник был отчимом его женщины, у нее – трое детей, пяти-семи лет. У меня был с этим отчимом разговор, ничего не вышло… Видимо, он затаил обиду, и когда я пришел в следующий раз, он стал угрожать: «Встречу твою семью – жену порежу, ребенка покалечу…» Ну уголовник, что взять с такого. Отморозок. Потом он полез в драку – ударил меня, после чего… Я себя не помню. В какой-то момент словно очнулся и увидел, что я убил его. Подельник был не виноват… Но судили нас обоих и обоим дали по одиннадцать лет лагерей.

– Что значит «не помнить себя»? Вы были невменяемы, в состоянии аффекта?

– Да… нет, мы были… немножко поддатые. Если бы все вернуть… Я не киллер, я нормальный человек. Я в жизни не ударил ни кошку, ни собаку.

– Как ваши родные отнеслись к тому, что вы совершили?

– Меня никто не осуждает. Единственное… я считаю, что приговорили меня беспредельно, на очень большой срок – к одиннадцати годам! Отягчающих нет, характеристики положительные. Убил голыми руками. Ни ножей, ни стульев не хватал.

– Думали вы раньше над пословицей: от сумы и тюрьмы не зарекайся?

– Нет, не думал. Я в семнадцать лет в сапоги влез, надел военную форму. Закончил военное училище. Служил. Но у меня было два случая, когда я ездил в должности начальника караула, сопровождал арестованных солдат. Я когда заводил их на централ, думал, что в тюрьме сидят закоренелые преступники. Однако на самом деле не все закоренелые. Настоящих злодеев процентов тридцать, они и должны сидеть. Остальные… так себе, случайно попали в зону.

– Помните свой первый день заключения?

– Когда меня завели в камеру, я подумал: ну все, жизнь прошла, это конец. Не видать свободы больше. Психологически я не был готов к заключению… Осознать не мог. Ужас! Страшно. Я постарел в камере лет на двадцать. В первый день – оцепенение. С чем это можно сопоставить? Ну, это как потеря чего-то очень дорогого и близкого. В один день ты что-то теряешь. Закрыли хату [16] – и земля ушла из-под ног. Ты вроде живой – и вроде тебя нет. Обидно… В милицию я сам пришел, ничего не скрывал. Думал, правосудие разберется. Я не считал себя невиновным. Но есть смягчающее обстоятельство – явка с повинной. На суде посчитали, что у нас была преступная группа – я с подельником. Но это не организованная группа. Усугубляющих вину обстоятельств не было. И вообще, нас осудили не за убийство человека, а за убийство… трупа!

– В каком смысле – трупа?

– А в таком смысле, что мы думали – убили его. А на самом деле не убили – он был еще живой. Но лежал не шевелился. И у нас первой мыслью было скрыть следы убийства. Мы решили инсценировать его самоубийство: взяли труп, вынесли на балкон и сбросили…

– С какого этажа?

– С четвертого. Был час ночи. Мы его сбросили, потом спустились вниз, вышли из подъезда…

– Зачем вышли-то?

– Чтобы посмотреть на убитого…

– Ну и что, посмотрели?

– Да, вместе с нами из подъезда вышла бабка – соседка. Оказалось, что она все видела. А потом судмедэксперт дал заключение: на тот момент, когда мы его сбрасывали, он был еще живой. Но мы-то полагали, что он мертвый.

– А если бы вы знали, что он – живой?

– Вызвал бы «скорую». Может быть. Впрочем, не знаю, мы убили такую мразь…

– Вы не раскаиваетесь?

– А в чем мне раскаиваться? У нас произошло убийство по неосторожности… Потом был суд, на котором – ни слова о потерпевшем: что он трижды судим, был на учете у нарколога, имел вторую степень алкоголизма. Меня же судили, словно киллера, по 105-й статье, части второй, пункту «ж». Хотя я не говорю, что я невиновен. Но я не хочу быть на одной планке с отморозками, я не такой, а суд в этом не разобрался. Меня судил один человек – судья. И двое кивал сидели. А должен был судить суд присяжных заседателей, такие вот дела… И вообще, если разобраться, так я сам себя наказал. У меня умерла мама 26 декабря, а в январе – бабушка. Суд провели 22 февраля, тогда я еще подумал: как не 23 февраля – в День Советской армии? Специально для меня – кадрового военного. Вот было бы… забавно! После суда я написал письмо президенту и министру обороны с просьбой направить меня в действующую армию на Северный Кавказ, чтобы искупить свою вину. Из министерства пришел ответ: контракт со мной можно заключить только после отбытия срока наказания. Спрашивается, какой контракт? Я ведь просил в порядке помилования направить в армию.

– В зоне трудно адаптироваться?

– Я бы не сказал. В зоне такой же мир, как на воле. В том смысле, что все мы живем на одной земле. Только сейчас нас огородили высоким забором. В зоне смотрят, кем ты раньше был. Если был нормальным человеком, то будешь жить нормально и в зоне.

– Значит, к зоне можно привыкнуть?

– Так тоже нельзя сказать. К неволе привыкнуть нельзя. Какие бы условия здесь ни были. Привыкнуть – это значит забыть то, что было до этого, до зоны.

– Вам снятся сны?

– Я был с подельником, нас брали ОМОН, СОБР и военная часть, где мы служили, – говорит бывший солдат-срочник З. – Потом мне вменили пятнадцать статей Уголовного кодекса, включая покушение на жизнь сотрудника милиции, взятие заложников, разбой…

Осужденный З.

– Сам я из Ростовской области, из города Таганрога. Маленький курортный городишко на берегу Азовского моря. Откуда меня призвали на службу в армию. Я отслужил немножко больше года… Не знаю, что тут еще рассказывать.

– Рассказывай по порядку. Это первая судимость? Приводы в милицию раньше были, до службы в армии?

– Конечно. Правда, у меня отец сам милиционер. Можно сказать, отмазывал. В основном это были драки.

– Ваша семья была благополучной?

– Да. У меня две сестры – старшая и младшая. И старший брат. Отец и мать. У всех высшее образование. Сестра пишет сейчас докторскую диссертацию. Брат живет в Москве. В свое время он тоже закончил институт, работал в банке, уехал в Москву и открыл собственное дело.

– Если бы из армии ты не попал в колонию, чем бы потом занимался?

– Пошел бы в милицию. По материнской линии мой двоюродный дядька работает в уголовном розыске – вот к нему бы пошел…

– В армии в каких войсках служил?

– Я попал в ОБОН – отдельный батальон особого назначения. Нас готовили для «горячих точек», тренировали…