Николай Зенькович - Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга

— Какой же русский не любит быстрой езды? Дей­ствительно, никогда не прибегаю к услугам водителя. Скорость люблю. Только где ж ее взять-то в нашем городе, где на три метра пять светофоров? Иногда позволяю себе нарушить правила. Останавливают, спрашивают права, в лицо-то они меня не знают. Спрашивают: «Та самая?» Отпускают. Говорят, что любят.

— В последние годы афиши с вашим именем встре­чаются нечасто...

— В юности я, очень любила Боба Дилана, Пола Маккартни, а затем поняла, что это не та музыка. И они это понимают. Пол Маккартни меня знает. Когда недавно в Москву приезжали «Роллинг стоунз», знаете, кого хотел послушать Мик Джаггер? Жанну Бичевскую. Недавно я услышала, что «Жанна Бичевская — это маленький островок вечных ценностей в мире современной музыки». Мне это понравилось.

Еще несколько лет назад их можно было пересчи­тать по пальцам. А сам процесс назывался торжествен­но-старомодно — «дубляж». И особым уважением в киносреде не пользовался — на тех артистов, кто озвучивал фильмы, коллеги смотрели свысока. Но «мыльный» девятый вал, обрушившийся на российские телеэкраны, быстренько все расставил по местам. Не просто уважаемыми людьми, а элитарным телецехом стали те, кто вышивает своими голосами за кадром шелковую ткань сериалов.

Есть в жизни артистов-невидимок и особо прият­ные моменты. Это когда их узнают благодарные зри­тели. По словам обозревателя журнала «МК-Бульвар» Натальи Бобровой, Дмитрию Полонскому («Крутой Уокер», «Династия», «Скорая помощь», «Ее звали Ни­кита» и др.) весьма помогают его герои в нашем непростом быту.

Оказывается, «Крутой Уокер», как и «Никита», очень популярен среди московской милиции. Как-то останавливает машину Полонского один гаишник на техосмотр. А у него не было в салоне огнетушителя. Актер невинно спрашивает:

— «Крутого Уокера» смотришь? Чака Норриса по­мнишь?

Постовой вслушался, почесал в затылке, улыбнулся мечтательно и решил:

— Черт с ним, с огнетушителем, езжай!

— Могли бы вы решиться на пластическую опе­рацию?

С таким вопросом газета «Московский комсо­молец» обратилась к ряду видных российских поли­тиков.

— На пластическую операцию я бы не согласил­ся, — ответил лидер думских аграриев Николай Хари­тонов, — потому что прожил пятьдесят лет и не могу делать себя неузнаваемым для друзей, родных и близ­ких. Прятаться мне не от кого. А пластические опера­ции — для тех, у кого есть внешние или внутренние дефекты. У меня же таких нет.

Павлу Буре, правнуку царского часовщика и извест­ному хоккеисту, 27 лет. Кумир российских невест, мил­лионер. По сумме контракта — 5,5 миллиона долларов в год — занимает четвертую строчку в мире.

— Когда вы почувствовали, что стали знамени­тым?

— С первого дня в Ванкувере. Обо мне так много писали в газетах, что люди ждали моего приезда. Буквально на следующий день мы с приятелем взяли машину и заблудились. Остановились на обочине, спрашиваем у прохожего, как проехать? А он в ответ, обращаясь ко мне: «О, это ты вчера приехал к нам в город?» В общем, с этого момента, где бы я ни появлялся, чувствовал себя в Ванкувере «своим». А в Москве...

— ...Вас и так знали.

— Ко мне на улице подошел парень, ткнул па­льцем и спросил: «Эй, а ты вправду Буре или его двойник?»

Лимузин — эксклюзивный признак респектабель­ности и богатства. Но даже западные звезды ездят на них пару раз в году — на вручение премии «Оскар» и по случаю других неординарных событий. Знаток светской жизни журналистка Ольга Мухина утвержда­ет, что даже Мадонна не имеет в собственности лиму­зина, а берет его напрокат. Цена аренды в сутки в Нью-Йорке— всего 180 долларов.

Но это на Западе такие скромники. В России, как известно, все наоборот. Здесь настоящего артиста уз­нают по цвету его личного лимузина.

Пальму первенства здесь держит Алла Пугачева. На день рождения она получила от Филиппа Кир­корова в подарок удлиненный «Линкольн», аналога которому нет в мире. Цвет автомобиля — бело-пер­ламутровый. На солнце он отливает розовым, при вечернем свете — серебром. На голубом потолке золо­тые звезды. Салон розовый. На полу ковер из чистой шерсти с вышитыми по специальному заказу в Любер­цах буквами «Филипп плюс Алла».

Белый с голубым отливом «Линкольн» у Маши Распутиной. Он — «для комфорта и чтобы поспать». Детройтское чудо напичкано кондиционерами, обогре­вателями, компьютерами.

Семиместный «Линкольн» и у нанайского папы Бари Алибасова. Тоже из Америки. «Академики» Са­ша и Лолита разъезжают на лимузине ярко-красного цвета. А певица Наташа Штурм предпочла черный «Линкольн». Произошло это во время финансового кризиса 1998 года: «Когда грянул кризис и все начали тратить деньги по мелочам, мне захотелось купить что-нибудь большое и весомое».

«Большое и весомое» обрастает фольклором.

Как-то Наталья Штурм ехала по городу, увидела зоомагазин и скомандовала водителю остановиться. Но такой громоздкой машине не так-то просто по­пасть из крайнего левого ряда в правый на пятиполос­ном Варшавском шоссе. Пока водитель перестроился, дал задний ход, остановился и припарковался, магазин закрылся на обед.

«Академик» Саша однажды приехал к стоматологу лечить зубы.

— Лежу, — рассказывает, — в кресле с какой-то железной распоркой во рту. Вдруг открывается дверь, входит Ярмольник и говорит: «Я же просил троллей­бусы на стоянку не ставить».

Так за лимузином закрепилось еще одно прозви­ще — «троллейбус». Раньше его называли «общагой на колесах».

ГАИ лимузины не останавливает: в Москве их все­го пять, и их узнают по цвету.

Для непосвященных: Руслан Орехов — начальник Главного государственного правового управления ад­министрации президента России. Отец кремлевского правоведа был главным врачом стоматологической поликлиники, которая раньше обслуживала ЦК Ком­партии Казахстана. Сын среднеазиатского дантиста сделал головокружительную карьеру в Москве. Его слушается даже президент Ельцин:

— В 91-м году каждый, кто заходил в кабинет президента, приносил с собой проект указа. Президент не обязан знать, корректно какое-либо предложение юридически или нет. И если ему что-то приносят и убеждают — то он может и подписать в обход нашего управления... Первоначально Борис Никола­евич все это дело подписывал. Потом начиналась се­рия скандалов — мы требовали переписать указ. И я, честно говоря, не работал бы здесь, если бы Борис Николаевич не занял нашу позицию. Подписав до­кумент, он отправляет его к нам. Если документ юри­дически безграмотный, то мы дает объяснительную президенту, почему его нельзя выпускать. Бывали слу­чаи, когда после нашего отрицательного заключения президент снимал свою подпись. Один раз возвращали даже закон, где была пропущена запятая...