Эксперт Эксперт - Эксперт № 15 (2013)

— То есть мотив — это корысть, продвижение себя на рынке. А как же главный мотив психотерапевтов — власть над людьми?

— Не могу согласиться, что это главный интерес, но, понятное дело, весьма значительный. Власть над людьми — это, конечно, вещь абсолютно не специфическая именно для психотерапии. После работ Мишеля Фуко мы рассматриваем тему власти очень широко: любой текст — заявка на некую власть. Говорить о психотерапевте как об уникальном носителе властного интереса было бы большим преувеличением. Но без его учета мы ничего не поймем в истории психотерапии. Властный интерес, собственно, и привел к множественности школ.

По мере развития психотерапии степень авторитарности психотерапевта снижается. Классические авторитарные методы психотерапии, например гипноз, исторически потерпели поражение. Во всем мире гипнотизеры никак не определяют лицо сегодняшней психотерапии. Один из важнейших запросов, с которым человек приходит к нам, — это запрос на обретение свободы. Он не свободен в силу своих симптомов и проблем, и он чаще всего не свободен в каких-то отношениях, тем более при наличии зависимостей. Соответственно, его нельзя лечить путем дальнейшего ограничения свободы. Поэтому в значительной степени история психотерапии — это история либерализации методов. Внутри гипноза такую либерализацию осуществил американский автор Милтон Эриксон. Мы освобождаем клиента от своего давления. Мы не внушаем и крайне мало советуем. Ведь совет — это тоже определенного рода насилие. Мы стараемся давать их только в крайних случаях.

По мере развития психотерапии степень авторитарности психотерапевта снижается. Классические авторитарные методы психотерапии, например гипноз, исторически потерпели поражение

Фото: Алексей Майшев

— Может ли любой из наших читателей, взяв вашу книгу как учебник, создать собственную психотерапевтическую школу?

— Школа — это не просто метод, это метод плюс сообщество. Все серьезные школы обросли большими сообществами, по много тысяч последователей. И в наши дни создать новый психоанализ как такого рода «большой проект» было бы очень непросто. Все, что я могу обещать такому амбициозному коллеге, — это то, что он создаст некий интересный психотерапевтический конструкт, который будет, скажем так, неплохо смотреться.

Я получал заказы такого рода — помогал разным психотерапевтам оформить их идеи в целостную конструкцию, в том числе терминологически. Но беда в том, что в психотерапии осталось очень мало пространства для инноваций. Репертуар приемов и концепций, как мне представляется, в значительной степени исчерпан. Новые методы по большей части носят выраженный интегративный характер, то есть в них встраивается множество уже известных теоретических положений и технических приемов.

К слову сказать, мой анализ охватывает далеко не весь объем психотерапевтического знания. Нет и не может быть такого структурного анализа, который полностью описывал бы объект, — на этом, собственно, и строится весь постструктурализм. Зазор между структурным описанием и живым объектом всегда остается. И никто не знает, может быть, именно в этом зазоре и кроется самое главное. Поэтому можно оформить какой-то опыт, построить метод, создать концептуальный словарь. Но обещать в наши дни создать новую большую школу вроде тех, что уже существуют, — это было бы слишком самонадеянно.

— То есть в итоге победит эклектика?

— Она и так уже побеждает: по опросам, до семидесяти процентов респондентов из числа современных европейских психотерапевтов работают, используя разные методы или их синтетические производные. Фетишизация отдельно взятого метода — это уже дело прошлого.

Есть сообщества, которые в этом смысле держатся стойко, в первую очередь психоаналитики, из них особо отметим лакановское направление — они, кроме себя, никого не признают и держатся очень независимо и высокомерно. А все остальные склонны к заимствованиям из других школ.

— На какие еще области знаний и деятельности человека можно распространить подход конструирования научных школ?

— Думаю, на многие. Структурализм — это не столько мировоззрение, сколько род деятельности, как об этом писал Ролан Барт. Не секрет, что в наши дни структурализм переживает кризис, будучи оттесненным постмодернистскими и постструктуралистскими концепциями. Но моя позиция очень проста: я предлагаю сравнить два проекта по результатам. Первый — психоанализ. Фрейда называют первым структуралистом, разделившим психику на составные части: Я, Сверх-я, Оно. Его же можно считать и одним из первых семиотиков: в «Толковании сновидений» он разделил явное и скрытое значение сновидений, предвосхитив этим работы Фердинанда де Соссюра и Готлоба Фреге по описанию структуры знака.

Психоанализу, в частности, противопоставляет себя шизоанализ Жиля Делеза и Феликса Гваттари, который они сформулировали в своей известной книге «Анти-Эдип». И тут становится очевидной огромная разница в результативности. Психоанализ — это огромное количество концептов, введенных в оборот не только Фрейдом, но и его последователями; это очень представительное профессиональное сообщество и множество разных практик, не только клинических. Психоанализ применяется и в бизнес-консультировании, и в рекламном деле, и в литературоведении, и в анализе киноязыка. А шизоанализ — малое число концептов, непонятно какое сообщество и никакой серьезной практики, кроме анализа отдельных текстов. Структуралистский подход на примере этого сравнения оказывается намного более продуктивным. И хотя это уже вне интеллектуальной моды, я отдаю предпочтение ему.

Описать структуру научного знания и на этом построить новый метод можно, я думаю, во многих гуманитарных науках.

— Как человеку, чувствующему, что у него есть какие- то психологические проблемы, выбрать себе наиболее подходящую школу при таком их многообразии?

— Тут критерии выбора прежде всего не содержательные, а экономические. То есть если у вас много времени и средств для работы с терапевтом, то, конечно, лучше психоанализ, поскольку это долгая работа с повышенным вниманием к самым тонким движениям души. А если меньше ресурсов, то что-нибудь другое. Трудно выбрать школу по себе. В этом смысле мы находимся в положении более трудном, чем наши коллеги из общей медицины, — там все ясно: если у тебя болит ухо, ты идешь к отоларингологу, если сыпь появилась — к дерматологу. Если же к психотерапевту, допустим, психоаналитической ориентации приходит человек с жалобами на страх, он не отправит его к своему коллеге из гештальт-сообщества или к когнитивному терапевту, он будет его лечить сам. Нет такой спецификации, что один метод больше подходит для одного типа расстройств, а другой — для другого. Мы также можем ориентироваться на свойства личности. Грубо говоря, людям очень темпераментным вряд ли подойдет длительная терапия на кушетке. Им подошло бы что-нибудь более веселое, в духе психодрамы или гештальт-терапии.