Юлий Медведев - Бросая вызов

Кирпичики снега растапливали в ведрах и воду сливали в канистры. Эти канистры-десятилетия с драгоценным содержимым (полтонны грязноватой воды) транспортировали вниз. (Видимо, это было нелегким делом. Местные проводники запросили по пятерке за каждый килограмм груза, спускаемого на тысячу метров. Столько денег не нашлось, и путешественники тащили груз сами.)

В химической лаборатории Тбилисского университета воду выпаривали, предупредив заказчиков, чтоб набрались терпения. Пыль нельзя торопить.

Наконец, на точных весах взвесили содержимое каждой канистры и, отложив по оси абсцисс время (с 1790 по 1962 год в отрезках по десять лет), а по оси ординат количество пыли (в миллиграммах на литр воды), получили график. Он идет слева низкой платформой от 1790 до 1880 года, дает вертикальный столбец в районе 1880 года, затем между отметками 1880–1890 годов, далее между 1910–1930; высочайший пик приходится на 1930–1960 годы.

График выпадения пыли на Казбеке, составленный по материалам экспедиции Института географии АН Грузинской ССР, с головой выдает новое действующее лицо на сцене экологического театра — человека. Пики 1910–1930, 1930–1960 годов — его рук дело. Две мировые войны, два периода восстановления. Пик 1880–1890 годов, видимо, не антропогенного характера.

В 1883 году взрыв вулкана Кракатау бросил щедро пригоршни пепла на седую голову Казбека.

Реставрация картины атмосферной запыленности в минувшие два столетия была замечательной работой и по замыслу, и по смелости, и по результатам. Ее приметили в кругу отечественных и зарубежных ученых.

За границей на свой манер, западный, проверили график Давитая. Рид Брайсон сопоставил кривую запыленности Казбека с кривой экономического индекса. Родственная связь между кривыми обнаружилась отчетливо.

Брайсону нравился грузинский климатолог, стиль его работы, видимо, между ними было что-то общее, и когда Феофан Фарнеевич приехал на научные гастроли в Соединенные Штаты с трехмесячным курсом лекций американским студентам, он уделял ему много внимания и выказывал всяческое гостеприимство.

Проверке Брайсона предшествовала другая. Дело в том, что, начиная с 1926 года, на пятнадцати станциях Советского Союза измеряется солнечная радиация. Ф. Ф. Давитая воспользовался этим и сопоставил тридцатилетний отрезок (с 1930 по 1960) графика, составленного по леднику Казбека, с аналогичным графиком, который путем расчетов построил по данным динамики солнечной радиации.

Чистое окно пропускает больше света, чем грязное. Атмосфера может задерживать больше или меньше света в зависимости от прозрачности воздуха. Зная интенсивность лучистой энергии Солнца на поверхности Земли и на верхней границе атмосферы (солнечную постоянную, которую прежде рассчитывали, а теперь измеряют и со спутников), получают потери солнечной радиации. Их вызывают озон, водяной пар, молекулы воздуха. Каждый из этих светофильтров изучен и количественно оценен. Потери, создаваемые пылью, остаются единственным неизвестным, и его вычисляют.

Так, было подсчитано, что в СССР с 1926–1930 годов по 1965–1966 годы запыленность атмосферы возросла втрое. Причем это справедливо и для Казбека, и для западных границ Якутии, и для спокойного Карадага, и для беспокойной Одессы. Исходный уровень загрязненности атмосферы в разных местах, разумеется, разный, но темп наращивания примерно одинаков.

График Давитая утверждает, что с 1790 года по тридцатые годы нашего столетия мутность неба возросла на 1900 процентов. Причем весь XIX век и начало XX дали незначительный сдвиг. Но Валерий Брюсов в последнем году XIX века уже нагадал будущему «царю Вселенной» (городу): «Ты далеко руки протянешь, в пустыни, ко льдам, на горы, солнечный свет затуманишь, к полутьме приучишь взоры».

Рид Брайсон также отмечает быстрое помутнение атмосферы. В Чикаго до 1930 года было 20 туманных дней в году, а после 1948-го — 320! В районе громадной пустыни, некогда плодородной земли Индии, Брайсон увидел голубоватый дымок, висящий надо всем континентом. Голубизна поднималась над землей до высоты шесть километров, при этом видимость падала с семи миль до полутора миль. Самолеты засняли голубые туманы над Бразилией, Центральной Африкой… «Мы к ним настолько привыкли, — пишет Брайсон, — что принимаем это как данное».

Откуда в атмосфере пыль? Зачем она там? И чего ожидать от помутнения неба?

Как ни удивительно, грузоподъемность воздуха огромна. Он держит в своих хилых объятиях выхлопы и выбросы огнедышащих заводов, кашляющих и чихающих людей, переносит с места на место тучи пыльцы деревьев и кустарников… Мало того, в своей бесплотности атмосфера может удерживать тонны инородного материала в течение двадцати пяти и более тысяч часов, то есть около трех лет. Подсчитано, что небольшой пылинке, заброшенной таким атлетом, как Кракатау или Катмай (вулкан на Аляске, рекордно выступивший 6 июня 1912 года), километров на тридцать вверх, надо четыре года потратить на спуск.

…В стерильности ничто не зарождается. Чистота бесплодна. Именно загрязнения, золи окружали антисанитарным ореолом акт первозачатия. Именно они поддерживали существование первенцев Земли. Восславим пыль! Она необходима и для круговорота воды: подобно соринке в глазу, она вызывает очищающий проливень слез в небе. Капли дождя вызревают па мельчайших твердых частичках. Впрочем, в раздувании роли пылинки можно зайти далеко, — как получилось у Блеза Паскаля (см. ниже).

Откуда пыль? В 1968 году во многие районы Англии прилетела красная пыль из Сахары. Вес пылинок составлял в целом миллион тонн. Во вторую мировую войну африканская пыль летела еще дальше. Она вспорхнула из-под танков, сражавшихся в Сахаре, и нависла над Карибским морем. В 1883 году уже упоминавшийся Кракатау превратил в пыль и выбросил в атмосферу гору высотой 420 метров вместе с конусом под ней, углубленным на триста метров. Этим взрывом пыль была заброшена выше зоны полетов военной авиации, выше самых высоких облаков, которые могли бы промыть небеса. Она закрыла небо в радиусе 240 километров. Через несколько дней на расстоянии 2500 километров от места извержения пыль начала оседать на палубах судов в таких количествах, что ее по нескольку раз в день приходилось сгребать лопатами.

Американский метеоролог Гарри Векслер выдвинул знаменитую «вулканическую теорию» в объяснение небольших, но ощутимых климатических колебаний.

Пыль, как и облака, отражает солнечные лучи больше, чем чистое небо. Через эти препятствия до земли их доходит меньше, и земля охлаждается. Облака таким образом подрывают свои же источник питания. В прохладе меньше испарений, и «печные странники» редеют. Небо очищается, солнышко блестит… воды испаряются, и вот они опять, облака, и снова все с начала. Саморегулирование отлажено так, что облачность вряд ли может повредить температуру глобально.