Юлий Медведев - Бросая вызов

Неужели действительно в характере климата, известного своею консервативностью, подобные прыжки из одного состояния в другое?

Между количеством фактов и предположений пропорция обратная. Климат такая стихия, что, кажется, сколько бы о нем ни насобирали фактов, все будет мало, по крайней мере для точных предсказаний. Сейчас еще достаточно места остается для гипотез. Идея о климатообразующей роли и «квантовании» западных ветров — одна из их числа. Ее разделяют далеко не все ученые, что делает ее типичной, поскольку большинство гипотез о климате не набирает среди голосующих большинства на достаточно длительный период. Это отнюдь не обесценивает их, просто неизвестно, о которой впоследствии скажут: «Кто бы мог подумать!..»

Года два назад в передаче «Жизнь науки» академик М. поделился с телезрителями печалью от «многой мудрости». Им, физикам, тоже хочется верить в разные такие штуки, в инопланетян, инопланетянок, неопознанные объекты, в доисторических пришельцев из космоса, но как верить, когда нет оснований, и вот приходится выступать в несвойственной роли консерватора, что ли.

Мне ваша искренность мила, скажет телезритель экрану, но истина дороже. Человеку дайте ощущение, дайте ему и обольститься немножко и воспарить, а там видно будет, кто прав. Науке оно тоже, если немножко, невредно. Возьмем Генриха Шлимана.

Что за фигура… Толстосум. Аккуратист. Сентиментальный бюргер. Из тех немецких бюргеров которые ни с того ни с сего обернулись вдохновеннейшими музыкантами, поэтами, философами.

Основания… В родном городке Шлимана Анкерсгагене был старинный замок с таинственными ходами, и люди шушукались о закопанных кладах. А во «Всемирной истории для детей», подаренной восьмилетнему кнабе его чувствительным, скромным и бедным отцом — протестантским пастором, была красочная картинка — объятая пламенем Троя. Вот и все основания.

Семью постигло несчастье, и Генрих поступил сидельцем в мелочную лавку, вместо того, чтобы учиться. Учеба вышибла бы из его головы пустые бредни. Но он остался неученым. После лавки — юнгой на корабль. Судно терпит крушение па пути в Венесуэлу. Шлиман чудом спасается. Один в чужой стране, без языка, без крова, он побирается, просит милостыню… Потом вроде бы все налаживается — он в торговой конторе, в Голландии. Аккуратен, скуп. Живет на чердаке, не ест, не пьет, гульден к гульдену, и все… на книги. Зубрит языки. Троя… Троя… В 1846 году по плохому русскому переводу «Телемака» за шесть недель освоил русский язык и «через греческую античность» агентом торгового дома вошел в Петербург; там вскоре начал самостоятельную коммерцию, торговал краской индиго, да так успешно, что к шестидесятым годам он уже миллионер, но все это лишь предисловие; он и древнегреческий осилил, и путешествовал по Египту, Сирии, посетил Афины и Киклады, и плавал вокруг света, и на Ионические острова, был и на Итаке, и снова Афины, но опять это лишь подготовка к главному. Он хотел, чтобы «Илиада» и «Одиссея» были историей, а не просто вымыслом. И — никаких других оснований.

Знатоки хмыкали над чудачеством археолога-самоучки.

— Чтобы делать открытия, юношеского пыла мало, — упрямились они. — Обольщаться, пожалуй что, и мы непрочь, не каменные. Однако нужны основания. А простая эта истина доступна почему-то только людям образованным…

«…Кроме нашего одушевления к великому делу открытия Трои, мы не имели ничего, что согревало бы нас», — писал, дрожа от холода в продуваемой свирепыми ветрами палатке, этот добровольный страдалец, когда он и его самоотверженная супруга Софья приступили к раскопкам. Что ему Троя? Что он Трое?

Отчаиваясь громадными расходами, преодолевая препятствия со стороны научной общественности, считавшей, что он делает не то и не так, со стороны турецких чиновников, мучимых вопросом, что они будут на этом иметь, наемных землекопов, вдвойне капризных на востоке, Шлиман упорно рыл холм Гиссарлык (близ Дарданелл) и раскопал богатейший кусок истории — украшения, предметы обихода, оружие времен, когда были здесь «высокая Троя» и «народ копьеносный Приама».

Срок действия концессии на раскопки истек. Начались хлопоты о продлении. Турецкие власти тянули с разрешением. Тогда Шлиман, времени не тратя даром, предпринимает раскопки на востоке Пелопоннесского полуострова — и снова судьба покровительствует этому подвижнику: он откапывает сокровища неведомой и изысканной культуры, ныне известной под названием микенской. Золотые маски, диадемы, браслеты и эта прелестная керамика со спиралью и концентрическим завитком. Появились на свет божий изумительные тарелки, вазы — мы видели недавно «единокровные» в подлиннике, показанные москвичам музеем Метрополитен. Микены, город потомков Даная, враждовавших с потомками Приама…

Легендарные подвиги героев «Илиады», троянцев и аргивян были на самом деле, как и верил простодушно археолог-самоучка, пересказом исторических событий. Гомер пел о том, что произошло всего лишь за шесть столетий до него. Только благодаря этим источникам, полным преувеличений, выдумок, безудержных фантазий, выжила память о Микенской культуре, внезапное падение и исчезновение которой продолжает оставаться таинственным и по сей день, вызывая споры. «В эпоху персидских войн Микены окончательно погибли в борьбе с аргосцами», — говорят историки. Но…

В стародавние времена люди были проще и, как определил Щедрин, душевнее.

Рассказчик рассказывал, слушатель слушал. Чего бы там ни было, слушал предок наш далекий с благодарностью и верой. Не по наивности или еще по чему, а просто в силу своей душевности он менее, чем будущие поколения, противился необычному. Напротив, старался необычное пригреть, пристроить. Старики в молодых осуждают заносчивость неверия, а молодые легковерность старины списывали на счет недостатка ее развития и культуры.

Ожидал египетский жрец от молодого Солона высокомерия или так, впрок, но заметил гостю из Афин: «Ты не смотри, что старинная история, дошедшая до наших дней, излагается на мифологический лад. Она в согласии с законами неба и скрывает подлинные события».

Про то, как Солон, будущий законодатель Афин и популярный поэт, посетил Египет и что узнал от египетского старца, рассказал Критий.

Критий: «Послушай же, Сократ, сказание, хоть и весьма странное, но безусловно правдивое, как засвидетельствовал Солон, мудрейший из семи мудрецов. Он был родственником и большим другом прадеда нашего Дропида… и он говорил деду нашему Критию, а старик, в свою очередь, повторял это нам, что нашим великим народом в древности были совершены великие и достойные удивления дела, которые были потом забыты по причине бега времени и гибели людей» [2] Здесь и далее: Платон. Соч. в 3-х т., т. 3 (I). М., Мысль, 1970, с. 461–465. Перевод С.С. Аверинцева. .