Итоги Итоги - Итоги № 24 (2013)

— Еще надо было уметь постоять за себя во дворе.

— В детстве я был азартным спорщиком. Это качество, кстати, сохранилось во мне до сих пор. Или ты докажешь, что чего-то стоишь, или тебя будут гонять. Дрались до первой крови, лежачих не трогали. Часто сходились улица на улицу, район на район. Я даже в боксерскую секцию ходил. Шрам над левой бровью — это привет из детства. Бровь мне разбили на ринге. Но это не самое сильное повреждение, у меня есть и более серьезные шрамы. Когда папин приятель, чемпион страны по боксу, узнал, что я занимаюсь футболом, то отвесил подзатыльник и на следующий день отвел меня в «Трудовые резервы». Моим первым тренером был Игорь Ефимович Штернберг — очень сильный наставник. Но футбол я все-таки не бросил, параллельно с боксом продолжал гонять мяч.

— Какой главный урок вы вынесли из воспитания улицей?

— Не верь никому, смотри на людей через черные очки. Лучше ты ошибешься и потом извинишься, чем тебя обманут. Я также очень рано научился не ждать подарков от Деда Мороза, а добиваться всего сам. Наш дом располагался в самом центре Харькова, недалеко от сада Шевченко. Это был очень благополучный район, моими одноклассниками являлись дети работников обкома и горкома, сотрудников прокуратуры. Мы называли их мажорами, хотя среди них были чудесные ребята. Но, естественно, бабушка не могла на свои средства купить мне все то, что позволяли себе их родители. Тогда я и понял, что нужно пробиваться самому. Про меня в школе учителя говорили: «Мальчик хороший, но толку из него не будет. Ничего его не интересует». Я приходил в класс, наспех читал заданное, если вызывали — отвечал. А после окончания урока тут же забывал, о чем шла речь. Оценки у меня были хорошие, школу я окончил без троек. Но просто не понимал: зачем? Бабушка говорила, что дороги у меня всего две: одна — в вуз, другая — в тюрьму. Если выберу вторую, у бабушки есть таблеточка, которая завершит все ее страдания. И показывала какую-то белую пилюлю, как я теперь понимаю, обычный анальгин. В институт инженеров коммунального хозяйства я пошел только ради бабушки. В то время в голове были такие мысли: пойду работать в пункт рембыттехники, буду зарабатывать 300 рублей в месяц, плюс еще 200 под столом. Стану после окончания института инженером — годам к пятидесяти дорасту до начальника какого-нибудь строительства с окладом в двести рублей. Но институт я так и не окончил. Сейчас я иногда чувствую, что знаний мне не хватает. А тогда этого просто не понимал.

В октябре 1979-го меня призвали в армию. Я служил прямо в Харькове, в учебке связи. Полгода учился, потом остался в ней дослуживать. С дедовщиной не приходилось сталкиваться потому, что учебная часть стояла в городе. Ну представьте, если бы меня кто тронул, мне даже самому лезть в драку не надо было бы. Приехали бы ребята, разъяснили, кто тут хозяин. Ко всему прочему у меня в Харькове были хорошие связи. Практически с самого начала службы я выводил взводы на хозяйственные работы, за которые часть получала краску, доски и прочий дефицитный стройматериал для ремонта казарм. Естественно, это тоже влияло на мое положение.

В декабре 79-го были введены войска в Афганистан. Весь мой взвод написал заявления о переводе добровольцами. Мол, просим направить для выполнения интернационального долга. Я был в шоке: что мы там потеряли? Всегда был аполитичным человеком, и тогда, и сейчас. Но делать нечего, пришлось подписаться вместе со всеми. К счастью, командир части — очень грамотный был мужик — объяснил всем, что сначала надо выучиться. Так наша афганская эпопея и закончилась.

— Вы стали обладателем своего первого автомобиля едва ли не в 18 лет. «Запорожец», конечно, не самая престижная марка, но для того времени владеть собственной машиной все равно было очень круто. Как она попала к вам в руки?

— Могу только сказать, что не угнал. Я достал на велозаводе, где производились знаменитые харьковские велосипеды, банку бирюзово-перламутровой краски, выкрасил свою машину и гордо раскатывал на ней по всему городу. Друзья называли ее Старфайер в честь первого реактивного самолета-перехватчика, многих из них я научил ездить. Машина постоянно ломалась, мы все время перебирали двигатель, коробку. Поставили резину от третьей модели «Жигулей». Она, правда, не проходила по своим параметрам в крылья и цеплялась на поворотах. Зато как смотрелись колеса!

— Сколько автомобилей сейчас в вашем гараже?

— Штук пять или шесть — разные модели, включая спортивные. Есть «Роллс-Ройс Фантом», потрясающая машина! Но как марке я отдаю предпочтение «Мерседесам».

— Помните, когда заработали свой первый миллион долларов?

— Где-то в конце 1990 — начале 1991 года. У меня было несколько видов бизнеса. Приходилось, конечно, драться, чтобы тебя не съели, как котлету.

— Помимо всего прочего вы держали в Москве вещевые рынки — в «Лужниках», на территории спорткомплекса ЦСКА. Мне показалось, что вы не очень любите распространяться об этом. Неужели стесняетесь?

— Боже упаси, чего здесь стесняться? Это было становление страны, период накопления первичного капитала. Этап базарного бизнеса, который потом приобрел более цивилизованные формы. Сейчас по всей стране стоят торгово-развлекательные центры, я сам как раз новый строю. Тогда же люди одевались на вещевых развалах. Бутики Армани и Версаче в 1991-м были бредом, никто туда бы не пошел... При этом мы с партнерами никого не обманывали. Может быть, мой стартовый капитал не совсем белый и пушистый, но постыдных поступков я не совершал никогда. К нам приходили люди, арендовали павильоны и знали, что их не ограбят, деньги вымогать не будут, товар не пропадет. Больше того, многие поднялись именно на ярмарке в «Лужниках» и сейчас являются очень состоятельными бизнесменами, входят в список Forbes. Когда мы встречаемся, они жмут руку и говорят: «Спасибо, мы начинали у тебя еще тогда». Я никогда не делил людей, к примеру, на представителей власти и преступного мира. Есть человек — хороший или плохой, — и все. У меня много товарищей абсолютно во всех областях.

— С Романом Абрамовичем вы познакомились примерно в то время?

— Нет, Рому я узнал уже в конце 90-х, и футбол его тогда вообще не увлекал. Нас свели Алишер Усманов с Сергеем Ястржембским. С тех пор мы дружим и общаемся с Романом Аркадиевичем уже много лет. Равно как и с Алишером Бурхановичем. Я еще раз убедился, что настоящая дружба ярче всего проявляется в трудную минуту. Последний год получился непростым для команды, и Алишер Бурханович, не раздумывая, нам помог.

Я дружу с президентом «Зенита» Александром Дюковым, так же как и с владельцем «Анжи» Сулейманом Керимовым. Скажу вам честно, о наших командах мы практически не разговариваем. Беседы могут идти о российском футболе вообще или на сторонние темы. А вот так, чтобы мы обсуждали матч «Зенит» — ЦСКА или ЦСКА — «Анжи», — такого почти не бывает. С Дюковым и Керимовым мы договорились, что, если у меня появится интерес к кому-то из их игроков, я позвоню им напрямую. Если у них будет возможность, они отпустят. То же самое и в обратном случае. К самому футболисту или его агенту никто обращаться не будет, чтобы они потом не ходили к руководителям клуба и не ныли. Эта договоренность соблюдается очень четко, она выше всяких протоколов. Просто потому, что мы с большим уважением относимся друг к другу. Это не картель, это наши личные симпатии. Суть договора — мы не воруем игроков друг у друга. Он ведь почему возник? У наших клубов хорошие школы, но мы просто обречены подпитываться еще и футболистами со стороны. Существует и другой момент... Скажем, с владельцем «Спартака» Федуном мне договариваться не надо. Наши болельщики просто не воспримут, если кто-то из спартаковцев придет в ЦСКА, и наоборот. Это вытекает из давнего соперничества обоих клубов и традиций московского дерби. Столь обостренного восприятия «Зенита» или «Анжи» у армейских фанатов нет.