Лидия Сычёва - Время Бояна

У нас разграблены, приватизированы и уничтожены издательства. А что у нас есть? Журналы, в сущности, бестиражные и ненациональные — мы уже не говорим, что они должны быть общенациональными, они должны работать на якута, на казаха, на русского, на всех. Но они не могут быть такими, даже если бы и хотели — потому что их тираж две, три, полторы тысячи экземпляров. Даже для Подмосковья этого мало. Это ничтожно.

У нас есть мелкие издательства, которые выпускают книги еще более мизерными тиражами. Издательства занимаются даже не самообеспечением, а самопрокормлением. Где же они берут деньги? Мамы же у них богатой нет, папы нет! А тут юбилей Некрасова, юбилей Пушкина, юбилей Лермонтова, Шолохова, Толстого — и вот под каждым этим предлогом летят письма — то на Лужкова, то на Путина, то на министра, то на какого-нибудь банкира, то издатель тянет руку к олигарху — но деньги-то всё равно государственные! И высасывают их всё равно из одного кармана — из кармана народа! Народа, которого обезграмотнели, который стоял в огромных очередях за романами, за рассказами, за поэзией — у нас не было ни одного безграмотного человека! Я вовсе не говорю, что наша жизнь была прекрасной. Была бы она менее лживой и менее горькой, держава бы не развалилась. Но дело в том, что если мы не поднимем значение книги, если мы не поднимем авторитет литератора, если мы не поднимем авторитет писательских организаций на местах — в Брянске, в Иркутске, в Челябинске, в Рязани, в каждой республике — в Улан-Удэ, в Сыктывкаре — мы потеряем народ. Потому что радио есть радио. Прошло оно мимо ушей — я заплакал и забыл. Сцена — посмотрел я на Пугачеву — и забыл. Книга же меня сопровождает всю жизнь. Что, будет каждый человек сидеть в интернете и вычитывать афоризмы?

— Вы говорите о значении книги. А что Вы можете сказать о роли писателя в обществе?

— Давайте представим двухнедельную писательскую декаду, допустим, в Татарстане. Это значит, что каждый вуз, каждая военная казарма, каждый завод, иногда даже каждый цех на заводе, каждая школа средняя — была обязательно посещаема литераторами. Представителями самых разных народов. И вот мы пока эти две недели ездим, мы между собой всё обговорим, всё уладим, все наши внутренние вопросы и недоумения будут разрешаться. Мы выходим к народу говорить вместе, и как же после нас людям ссориться?! И если вдруг появится человек, который после нас будет пропагандировать ненависть, междоусобицу в государстве, его же просто не примут в народе! Потому что писатель — такой человек, сегодня он разговаривает с министром, а завтра — беседует с заключенным. Ведь воздействие слова какое! Разве зря весь мир поклоняется нашей классике?!

— В советское время Вы десять лет возглавляли издательство «Современник»…

— Да, я старый издатель. И издательства нужно срочно восстанавливать. Кроме всего прочего, они еще будут очень полезны финансово государству. Вот, скажем, «Современник», в первый год дал 10 миллионов дохода, в последующие годы мы давали до 20 миллионов прибыли, мы могли содержать Комитет по печати своими деньгами, Союз писателей. Мне говорят: много леса уходило, неэффективное хозяйствование. А сейчас? Сейчас выходит больше книг, потому что собрание сочинений можно издать кому угодно! Только плати. Ну вот был бы я Березовский, я бы специально для наших идиотов, позабывших, что есть Пушкин, стонущий Лермонтов есть, Есенин есть, я бы издал всех графоманов! Чтобы они наелись этой глупости!

Понимаете, я же всё равно порасходую больше денег, чем государство при нормальном, мудром отношении к книге. Больше срублю леса, больше угроблю бумаги, больше. Так что вопрос о том, что у государства нет денег — это глупость. Сегодня государство на вредные издания, не несущие государственного заряда, больше тратит средств, чем когда-либо прежде. Потому что редкая книга сейчас самоокупаема. Все эти мелкотравчатые издательства кричат, что они болеют за литературу. А на самом деле, они как тараканы на кухне в ожидании мокрой тряпки. Ну, когда чуть цыкнешь, ползут в разные стороны. Но такого хозяина у нас нет, чтобы эти воры и тараканы бежали в разные стороны. Или хотя бы хозяйка была, женщина, с хорошей мокрой тряпкой!..

— В последнее время в печати появились голоса о том, что писателям нужно объединяться в некое общее движение, в одну организацию. Ваше отношение к этой идее?

— На эти распады в нашей писательской среде я смотрю следующим образом. Вот допустим, я вижу знаменитого прыгуна. Спортсмена, которого знает вся страна, мирового рекордсмена. А я иду и вижу, что этот чемпион прыгает в песочнице детской, где забавляются двухгодовалые ребятишки. Конечно, первое, что я подумаю — он играет, а если я увижу, что он этим занят всерьез, я подумаю: точно, с ума сошел. Вот и мы сейчас занимаемся детским делом. В 30-х годах это всё уже было, и каких только группировок не возникало: рапповцы, «Перевал», лефовцы, «Настоящее» и т. п. Всё это не зря же потом провалилось! Да, могут быть течения, разные группы. Но литература в русском народе всегда занимала ведущее место, она шла наравне с храмом. Наравне с молитвой слово шло. И оно будет, и даже если будет погибать русский народ, все равно оно будет, и он умрет под этим словом, но не предаст его!

Поэтому я считаю, что процесс объединения надо вести державной рукою, негрубо, но властно и красиво. Далее. Надо начинать не с этих похлебок недосоленых — каких-то жалких призывов, написанных со скрипом. Нужно говорить так: столько-то издательств отобрано, столько-то разрушено, столько-то домов творчества разворовано, столько-то продано. В чьих руках эта собственность? Надо сначала опубликовать список, кто где сидит, кто чем распоряжается и кто что ворует. А потом речь вести о манифесте. А то может быть так: воры объединятся, а нам будет еще хуже. Потому что физиономия литолигарха очень часто похожа на физиономию Березовского.

— Вы преподаете в Литинституте, руководите Высшими Литературными Курсами. Скажите, что может сделать государство (и должно ли оно что-то делать) для подготовки писателя? Или мы должны отказаться от этой идеи и ссылаться на то, что Лев Толстой в XIX веке в Литинституте не учился?

— У нас сейчас при разграбленном нашем горе — даже горе наше разграбили! — не говоря уже о счастье, мы его и не видим; надо опираться на возрождение Союза писателей, на создание литературных объединений. Чтобы человек смолоду, с юности привыкал к тому, что он любит. Музыку ли он любит, литературу ли, живопись… Ведь все ведущие писатели так или иначе с юности были связаны, но они были заняты работой, службой, и не забивали себе мозги, что они сразу станут Лермонтовыми. А что сейчас? В 17–18 лет вчерашние школьники приходят в Литинститут. Здесь очень много пустых и очень много несчастных людей — они никакие ни литераторы. Я даже по ВЛК, где идет более старшее поколение — члены Союза писателей, люди с жизненным опытом, вижу, что за это десятилетие, когда мы выбили из рук книгу, когда мы лишили людей ощущения предчувствия призвания — уровень подготовки студентов и слушателей очень упал. Это ведь очень важно, чтобы человек в юности, в молодости почувствовал — он будет писателем, или инженером, или художником! Это очень важно! А сейчас, если деньги есть, так вот даже я, на седьмом десятке, могу в балет пойти. Олигарх даст деньги и я пойду в балет, буду танцевать! У нас всё разбито.