Лидия Сычёва - Время Бояна

А нищий народ — хоронит нищих сыновей, теряя их в Таджикистане и в Чечне, в Грузии и в Приднестровье, в Донбассе и в Сибири, да и сам, народ нищий, сам гибнет под мраком и обломками домов и зданий, разрушенных гексогенными снарядами. А у вас, Юлий, в Израиле, не так ли?

Я содрогаюсь, когда детишки и взрослые, совершенно ни в чем не виноватые, простые работящие семьи еврейские атакуются огнем и железом со стороны камикадзе, не успевающих образумить себя размышлением: а кого, кого я уничтожаю и за что, за что? Не Шарон же — перед боевиком. И у нас имеются сеятели раздора, и народ мстит им — хотя бы частушками.

Гриша Явлинский часто визжит на трибуне Госдумы, как Алла Пугачева на сцене: «Антисемиты, фашисты, шовинисты!..» Хронический лозунгист.

Кох:

«Россия никому не нужна, не нужна никому Россия, поймите (смеется)… Какие гигантские ресурсы имеет Россия? Этот миф я хочу развенчать, наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле добывать ее в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают, алюминий — в Америке, уголь — в Австралии. Лес — в Бразилии. Я не понимаю, что такого особенного в России?..»

Далее:

«Я, откровенно говоря, не понимаю, почему хаос в России может стать угрозой всему миру. Только лишь потому, что у нее есть атомное оружие? Я думаю, что для того, чтобы у нее отобрать атомное оружие, достаточно десантной дивизии. Однажды высадится и забрать эти ракеты к чертовой матери… армия не в состоянии оказать никакого сопротивления»…

«Бард и бардиха» — на сцене:

Бард:

И доказывает: мол, пугаясь, в метро ее без пропуска загоняют, а в подъездах — наркоманы шарахаются от нее, но он ее любит и боготворит!..

Бардиха:

Бард:

Бардиха:

Кох прав: никому мы не нужны, ежели мы холуйски сдаем свое искусство и свое Отечество вороватым и наглым кохам, бардам и бардихам! Чем они отличаются — кохи от бардов, а барды от кохов? Ничем. И ненависть к нам, русским, у них, у христопродавцев, одинаковая, и цинизм.

Доброта и мужественность, красота и честность. Тысячелетиями природа и общество гранили в человеке эти качества. Суровые мастера — войны за существование и выживание, борьба с голодом и болезнями — выковывали в народах «опорные конструкции», позволяющие сохранять энергию и жизнестойкость. И — постоянный труд — тяжелый, повседневный — в семье, в государстве — чтобы поддерживать огонь жизни, создавать задел будущим поколениям, оправдывать звание человека.

Настоящие поэты, художники, музыканты — драгоценные кристаллы, выращенные временем, камни, ограненные трудом многих поколений народа. Естествознание рассматривает даже неживую природу как результат длительного эволюционного пути, что же говорить о человеке, о тайнах его сознания, о его пути к истине, о «предшественниках» этих озарений и открытий?! Поэт (и художник вообще) принадлежит народу, и горе «зазнавшимся», оторвавшимся от почвы певцам, беда тем, кто уцелел, а народ его пал на поле истории, а трагическая «невстреча» народа со своим поэтом во времени равнозначна наивности дикарей-аборигенов, променявших на стекляшки колонизаторов родовые драгоценности…

Так думаю я, размышляя о судьбе поэта Валентина Сорокина. Талант его — уральская горная река, стремительно мчащаяся по каменьям жизни, осыпающая холодом прозрачных искр, то шумящая водопадом, то вдруг стихающая на равнине, но всегда наполненная целебной водой живого слова. Талант его — обжигающий, ревущий огонь мартена, и спокойный, прирученный огонь деревенской печи, и — костер в лесу, ласково согревающий влюблённых, искавших уединения и уюта в одинокости жизни. Талант его — ветер странствий, беспокойства, ветер беды и горя, славно погулявший над Русью XX века, ветер, летящий от древних славянских курганов до заброшенных русских обелисков в опустелых деревнях «неперспективной России»…

Написал это молодой, двадцатидвухлетний парень, в других стихах чуть бравирующий своей, тяжело добытой самостоятельностью («мы — простые парни, работяги, дышим вечным пламенем отваги»), конечно же, знающий Маяковского, но влюблённый в полузапрещенного Есенина… «Я последний поэт деревни», — рязанский пророк оказался прав, пусть даже родное его Константиново уцелело. А вот казачий хутор Ивашла (и еще около 70 других из одного только Зилаирского района Башкирии, откуда родом Валентин Сорокин) сгинул, растворился после Великой войны. Журавли потеряли ориентиры — вырублены леса, пропали болота — некуда им возвращаться. Да и не нужны они теперь — на всякую перелетную птаху «цивилизованный человек» смотрит сейчас взглядом даже не охотника — ветеринара… Но кто же угодней Богу — ни в чем не повинные птицы, или так называемый «царь природы», променявший доброту на жадность, мужественность на бесполость, красоту на «стильность», а честность выкорчевавший у себя из души с корнем?!..