Коллектив авторов - Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов

Игорь Яковенко: Все, о чем вы говорите, — сугубо экспертные задачи, которые призваны решать специалисты в той или иной области. Какое отношение это имеет к интеллектуалам, имеющим дело с общими культурными смыслами?

Игорь Клямкин: Если эксперты внутренне не ориентированы на институциональные системные изменения и проектирование институциональных альтернатив, то это проблема культуры в самом широком значении слова. А значит, и проблема интеллектуалов. И даже их в первую очередь, раз уж они отвечают за «общие культурные смыслы». Пока же они, рискну утверждать, ничего не сделали для трансформации в культуре идеи абстрактного Должного в должное конкретное, не осмыслили такую трансформацию как культурную революцию, а себя — как ее субъектов. Давайте признаем, что носителями культурных смыслов, альтернативных чужому проекту, мы не являемся, что язык, для этого необходимый, мы не выработали, а потому и на альтернативную интеллектуальную субъектность претендовать не можем. Такое признание и станет, быть может, началом ее обретения.

Игорь Яковенко: На прошлых семинарах вы неоднократно говорили, что Россия нуждается в проекте, аналогичном проекту европейского Просвещения. Но ведь тот проект тоже был абстрактным и утопическим. «Царство разума», «свобода, равенство, братство»…

Игорь Клямкин:

Этот этап абстрактности и утопизма мы прошли во времена перестройки и демонтажа коммунистического режима. На выходе получилось примерно то же, что в аналогичных случаях когда-то получалось и у других народов, — разумеется, с поправками на место и время. Преобразования во имя абстрактного Должного всегда ведут к реставрации в том или ином виде прежних порядков. А на пороге следующего этапа страна остановилась и застряла.

Чтобы перейти к этому новому этапу, нужно осознание обществом того, в каком государстве оно нуждается, и как это государство должно быть устроено. Нужна культурная революция, для которой, в свою очередь, нужен соответствующий интеллектуальный субъект, способный прорваться за смысловые границы абстрактного Должного и его инерции. Инерции, которая проявляется в сохраняющейся ориентации на поиск прогрессивной персоны на должность первого лица государства, а не на проектирование институтов, каждый из которых и все они в совокупности выступали бы конкретной альтернативой «Русской системе».

Думаю, что мы должны быть благодарны докладчику за то, что он ввел этот термин — я имею в виду «культурную революцию» — в тематический контекст нашего семинара. А что сам он думает по поводу всего здесь сказанного, мы сейчас узнаем. Пожалуйста, Алексей Платонович.

Алексей Давыдов:

«Мы должны увидеть в русской культуре не только „Русскую систему“, но и способность человека быть собственником своего „я“, субъектом права, носителем нового знания, ощущать в себе потребность новой свободы, нового достоинства»

Участники семинара упрекали меня в том, что я выдаю за реальность то, чего нет. В вандалах, нацболах, фашистах вижу личность. В процессе деградации вижу культурную революцию. Романтизирую «разбойничков».

Господа, я вынужден повторить основной тезис моего доклада: во всяком протесте — тем более в молодежном — есть две стороны. Есть личностный момент, есть возмущение униженной и оскорбленной личности — вы не хотите его видеть. И есть соборный, манихейско-гностический момент, который воспроизводит спрос на авторитарность, бунт, насилие, фашизм, большевизм — вы хотите видеть только его. О природе такой раздвоенности в докладе сказано достаточно ясно, нет смысла повторяться. Кого доклад не убедил, отсылаю к моей книге «Душа Гоголя: Опыт социокультурного анализа», вышедшей в 2008 году.

Еще раз обращаю ваше внимание на то, что в декабре 2010 года на Манежную площадь вышли наши дети. Если мы от них откажемся и будем видеть в них только «разбойничков», только «вандалов и погромщиков», то это значит, что мы распишемся в собственном бессилии. Это значит, что наша с вами либеральная наука ничего не стоит. Это значит, что нам с вами место на задворках социального развития — там, куда отправил нас народ, не пожелавший видеть либералов в Думе.

Погромы молодежи, господа, это нормальная реакция униженных и оскорбленных на их жизненные обстоятельства в условиях, когда властная вертикаль перекрыла людям все выходы для проявления недовольства. Молодежь громит не потому, что не знает, что такое личность, право, индивидуальные социальные отношения, самоуправление и достоинство гражданина. Она громит потому, что российская этакратия не дает молодежи самореализоваться, не дает проявиться в молодых людях гражданскому моменту. И еще потому, что мы с вами плохо работаем.

Мы должны увидеть в русской культуре не только «Русскую систему», не к ночи будь помянута, но и способность человека быть собственником своего «я», субъектом права, носителем нового знания, ощущать в себе потребность новой свободы, нового достоинства. Нам надо не только критиковать «Русскую систему» как болезнь, но и увидеть, что эта болезнь в какой-то степени поразила и нас. В чем она? В изоляции от тех, кто громит и о ком мы говорим, что они деградируют, т. е. от народа.

Да, народ, выставляя высшие рейтинги дуумвирату, поддерживает «Русскую систему», хотя и страдает от нее. Да, он отнюдь не богоносец. Он — носитель палеолитических стереотипов. Часто, а в последнее время все чаще, несет в себе дух фашизма. Но мы тем не менее не должны уходить от народа в некую, пусть и в прекрасно-либеральную, стерильность. Мы отказываемся работать с фашиствующим народом, закрывая глаза на то, что он несет в себе и противоположное начало — способность быть личностью, творческий момент в своей деятельности. В этом наша ущербность.

Меня иногда упрекают в том, что я страдаю «болезнью Александра Блока» (Г. Тульчинский). Но, в отличие от Блока, я не романтизирую погромы. И не выдаю желаемое за действительное. Я пытаюсь увидеть в молодом погромщике, в возмущенной России ту точку, тот момент, тот способ рефлексии, то самочувствие, к которому я могу обратиться и получить адекватную обратную связь на общей для нас волне. Если во мне есть уважение к тем, которые вышли на Манежку, к нашим детям, если во мне сидит потребность разговора с ними, то я знаю, что найду и способ контакта с ними. Потому что знаю и то, что в них тоже сидит потребность разговора, что они, как и я, ищут родную душу, чтобы перед ней раскрыться, и не находят.

Я готов для диалога. Не с властью. Не с агрессивно-послушным большинством. С оппонентами власти. Я ищу основание разговора с молодыми людьми, способными выйти на площадь — Манежную ли, Сенатскую ли… Поиск общего основания для диалога — не проект, а лишь принцип. Но если мы не освоим принцип поиска основания для диалога с раздвоенным субъектом, то не создадим и адекватных политических проектов.