Коллектив авторов - Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов

Ограничиваясь одной самобытностью, трудно объяснить, зачем нам вообще нужна история. К чему куда-то стремиться, развиваться, меняться, если мы и так хороши? У страны, пребывающей в состоянии созерцания собственного величия, если и есть история, то лишь история расширения ее границ, присоединения к ней новых территорий и земель. Никакая другая история ей не нужна. Под своим будущим она понимает только свое прошлое. И модернизация для нее — только способ укрепления своей государственной мощи и наращивания военной силы, но не расширения границ свободы своих граждан.

В признании особой ценности государства есть, конечно, своя правда. Но никакая забота о благе собственного государства не может служить оправданием ограничения свободы граждан. Государственная мощь теряет в глазах человека какую-либо ценность, если не защищает его личную свободу от произвола и насилия со стороны собственной власти. Здесь и проходит граница между нормальным национальным самосознанием, не отрицающим защищаемые либерализмом права человека, и тем, для которого эти права чужды и непонятны.

Родившийся на Западе либерализм, несомненно, содержит в себе нечто такое, что и для России должно стать непререкаемой истиной. Провозглашенная им политическая и экономическая свобода, реализуемая посредством институтов и учреждений правового государства, является безусловным императивом для любой страны, желающей остаться в истории. Все иные пути ведут к стагнации и даже к гибели. Способность жить в свободе — главное отличие цивилизованного человека от варвара, каким бы богам тот не поклонялся и каких бы могущественных правителей не имел.

Способы, методы и сроки достижения свободы могут быть разными у разных стран и народов, но исторически ошибочно подменять свободу чем-то другим — имперским величием, могуществом верховной власти, победой в экономическом соревновании или чем-то еще. Такая подмена может дать временный тактический выигрыш, но никогда стратегический. Рассуждать по принципу «сначала — сильное государство, а затем — свобода» — значит, менять местами причину и следствие: государство, держащееся на насилии и подавлении гражданских свобод, в долговременной перспективе не будет ни мощным, ни великим. «Русская идея», не будучи чисто либеральной, не отвергала защищаемую либерализмом свободу, но пыталась обосновать ее с позиции не только даваемой ею экономической и политической выгоды, но и ее моральной и культурной ценности для человека.

Свое наиболее адекватное воплощение «русская идея» обрела в русской культуре, отличающейся повышенным вниманием к духовным к нравственным запросам человеческой жизни. Мы не всегда обнаружим ее в речах и действиях политиков, она, возможно, не стала обязательной нормой жизни для большинства русских людей, далеких вообще от всяких идей, но в поведении и творчестве той части русской интеллигенции, которая была сформирована на традициях русской культуры, ее присутствие явно ощутимо. Многие качества русской интеллигенции — ее повышенная совестливость, постоянная неудовлетворенность собой, озабоченность не личными приобретениями, а высшими проблемами бытия как раз и свидетельствуют о наличии какой-то постоянно беспокоящей ее идеи. Эта идея — не плод больного воображения, не свойство характера, а, возможно, то главное, что было привнесено в сознание интеллигенции культурой. Подобного воздействия русской культуры на умы и души людей можно избежать, лишь оборвав с ней всякую связь.

Правомерно, думаю, утверждать, что и историческая уникальность России, ее самобытность ни в чем не проявилась так ярко, как именно в ее культуре, которую многие, следуя англосаксонской традиции, склонны отождествлять с цивилизацией. Такое отождествление можно, однако, поставить и под сомнение. Расцвет духовной культуры не всегда совпадает с экономическим подъемом и политической свободой, примером чему служит Германия начала XIX века и та же Россия. Недостаток материального развития парадоксальным образом компенсировался здесь избытком духовного творчества. Именно в Германии (а за ней и в России) родилась традиция различения цивилизации и культуры, равно как и критика цивилизации с позиции культуры.

С этой точки зрения, не культура сама по себе, а конфликт с ней обозначает границы европейской цивилизации. Если для Тойнби, не различавшего цивилизацию и культуру, угроза европейской цивилизации исходит от других цивилизаций, то для Шпенглера сама западная цивилизация несет в себе угрозу своей культуре, является признаком ее увядания и смерти. Следует внимательно прислушаться к этой критике, не списывая ее на отсталость страны, в которой жил Шпенглер. Критика цивилизации — не просто консервативная реакция на ее наступление (хотя и она имела место), но симптом новых проблем и противоречий, которые цивилизация несет с собой. Поэтому есть смысл поговорить и об отношении «русской идеи» к тому, что принято называть современной цивилизацией.

В истории нашей отечественной мысли термин «цивилизация», как правило, не употреблялся при определении того, чем является Россия. Российская история изображалась преимущественно как история государства или культуры, но ничего подобного «Истории цивилизации в Англии» Г. Бокля или «Истории цивилизации во Франции» Ф. Гизо мы в ней не найдем. Само понятие «цивилизация» было заимствовано в России из Европы еще в 30-х годах XIX века, причем намного раньше, чем термин «культура», что, видимо, объясняется большим распространением в образованной части русского общества французского языка. Так, термин «civilization» — в смысле гражданственности — использовали Тютчев и Герцен, хотя слово «культура» у них отсутствует. Нет этого слова и у Чернышевского, Добролюбова, Писарева…

Первым теоретиком цивилизации в России считается А. Я. Метлинский (1814–1870), защитивший в Харькове (1839) магистерскую диссертацию «О сущности цивилизации и значении ее элементов», написанную им под влиянием работ упомянутого выше французского историка Ф. Гизо [166] Об использовании понятий «культура» и «цивилизация» в русском философском лексиконе XIX века см.: Асоян Ю., Малофеев А. Открытие идеи культуры: Опыт русской культурологии середины XIX и начала ХХ веков. М., 2001. . Понятно, что представители основных идейных течений в толковании этого термина не могли не разойтись. Если русские западники использовали его для характеристики европейских порядков и институтов, которые они хотели бы перенести в свою страну, то славянофилы выступили резко критически против использования самого концепта цивилизации применительно к России. Об этом можно судить, например, по работе И. С. Аксакова «Цивилизация и христианский идеал».