Коллектив авторов - Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов

Диагноз беды — наступающего на Отечество в двуединой форме гордыни и праздности «нового варварства» — был поставлен Достоевским верно, но вот «изгонять», как известно, все более склонявшийся к охранительству Достоевский призывал главным образом «бесов-нигилистов». То, что новое варварство может прийти в Россию не только снизу, из подполья, но и с самого самодержавно-бюрократического верха, — такую опасность бывший узник «Мертвого дома», а ныне убежденный консерватор, похоже, в расчет уже не брал.

Но еще в 1867 году сумевший соблюсти истинно центристскую позицию либерал-консерватор Тургенев показал: «дым» заволакивает и одолевает русскую жизнь с обеих сторон; не только со стороны «нигилистов», но и со стороны «охранителей». Обе «партии» вполне стоят друг друга; обе обуяны беспредельной гордыней (т. е. абсолютно нечувствительны к какой-либо критике и считают свой корпоративный мирок единственно правильным), и обе же абсолютно праздны и социально непродуктивны. В «Дыме», вопреки литературоведческим изысканиям, нет — да и не задумывалось — «положительных героев»: Тургенев, похоже, вообще иронизирует в «Дыме» над необходимостью выведения подобных «героев». Проветрить и очистить Россию от опасных «дымов» должны не герои-одиночки, а принципиально новые общественные отношения, способные превратить вчерашних «одиночек» в социально значимый и достаточно распространенный тип личности.

Между тем русское общество, похоже, совсем не поняло глубинно центристской, т. е. принципиально надпартийной, сути романа Тургенева. «Объективные» авторы в десятках рецензий бросились взвешивать, кого Тургенев разоблачил больше: «ратмировцев» или «губаревцев»? Кланы активно включились в политическую интерпретацию «Дыма». Имели место молодежные сходки — в том числе и среди русских студентов за границей, на которых молодые радикалы «выносили порицания» писателю «за критику демократии и революции». Не отстали и сановные охранители: собравшиеся в Английском клубе генералы совсем было вознамерились писать «коллективное письмо» Тургеневу, дабы отказать ему в своем обществе. Писатель потом досадовал, что его приятель В. А. Соллогуб «отговорил их тогда от этого, растолковав им, что это будет очень глупо». «Подумайте, — восклицал Тургенев, — какое бы торжество было для меня получить такое письмо? Я бы его на стенке в золотой рамке повесил!» [189] Там же. .

В противовес вновь окрепшим тогда в России охранителям-самобытникам, понимающим патриотизм как примитивное антизападничество, Тургенев прямо декларировал выношенную им идею о том, что Россия — неотъемлемая часть Европы, и восточные славяне по историческому праву принадлежат к семье европейских народов: «Скажу также, что я никогда не признавал той неприступной черты, которую иные заботливые и даже рьяные, но малосведущие патриоты непременно хотят провести между Россией и Западной Европой, той Европой, с которою порода, язык, вера так тесно ее связывают. Не составляет ли наша, славянская раса — в глазах филолога, этнографа — одной из главных ветвей индо-германского племени? И если нельзя отрицать воздействия Греции на Рим и обоих их вместе на германо-романский мир, то на каком же основании не допускается воздействие этого — что ни говори — родственного, однородного мира на нас?»

По мнению Тургенева, люди, которые под видом защиты самобытных начал стараются отлучить Россию от Европы, демонстрируют как раз крайнее неверие в русскую самобытность: «Неужели же мы так мало самобытны, так слабы, что должны бояться всякого постороннего влияния и с детским ужасом отмахиваться от него, как бы он нас не испортил? Я этого не полагаю: я полагаю, напротив, что нас хоть в семи водах мой — нашей, русской сути из нас не вывести. Да и что бы мы были, в противном случае, за плохонький народец!» Тургенев ссылается при этом на собственный пример естественного соединения самобытной русскости и европейского универсализма: «Я сужу по собственному опыту: преданность моя началам, выработанным западною жизнью, не помешала мне живо чувствовать и ревниво оберегать чистоту русской речи. Отечественная критика, взводившая на меня столь многочисленные, столь разнообразные обвинения, помнится, ни разу не укоряла меня в нечистоте и неправильности языка, в подражательности чужому слогу» [190] Тургенев И. С. По поводу «Отцов и детей». С. 6.

Следует признать, что «праздность» и «нетерпимость», о которых так ярко, но порознь, говорили когда-то во Франции Руссо и Вольтер, а в России — Иван Тургенев, как о главных пороках человечества, в наши дни стали общей болезнью, охватившей многих и многих независимо от их политической самоидентификации. Думается, что примирить и спасти Россию сможет только универсальное средство, спасшее уже не один социум: труд плюс веротерпимость .

Сегодня Россия остро нуждается в реабилитации центристского, либерально-консервативного проекта — не только как эмансипаторского, но и как глубоко конструктивного. В русском просвещенном либерал-консерватизме, представителями которого в литературе являются А. С. Пушкин и И. С. Тургенев, а в философии и политологии — Б. Н. Чичерин, П. Б. Струве, граф П. А. Гейден, мыслители-эмигранты XX века Г. П. Федотов, Ф. А. Степун, В. В. Вейдле, накоплен большой интеллектуальный потенциал. Потенциал, готовый для предъявления в разумном общенациональном диалоге. Без этого диалога и без внимательного учета «центристского», либерально-консервативного видения мира «русский мир» вряд ли состоится.

Игорь Клямкин: Пожалуйста, вопросы к докладчику.

Алексей Давыдов: Мне понравился доклад Алексея Алексеевича тем, что в нем предпринимается попытка поставить проблему внутрицивилизационнного диалога. Неважно в данном случае, решает он ее или нет. Хорошо уже то, что она поставлена. В этой связи докладчик вспомнил Тургенева, что, по-моему, весьма уместно. А вопрос мой такой. Вы говорите, что в мышлении Тургенева произошел либерально-консервативный синтез. Но на каком культурном основании этот синтез состоялся?

Алексей Кара-Мурза:

Я рассматриваю Тургенева не только как писателя-интеллектуала, но и как активного политика. Для меня это своего рода русский аналог Вольтера в абсолютистской Франции. В своих мемуарах Хлодвиг Гогенлоэ, крупнейший немецкий политик, писал, что после долгого разговора с Тургеневым в Париже в 1879 году он понял, что это ни много ни мало — готовый премьер-министр России.

Тургенев — русский политик-интеллектуал европейского типа, русский западник, глубоко укорененный в русской почве и традиции. И в этом смысле он синтетическая, либерально-консервативная фигура. Если же Алексей Платонович имеет в виду не социально-политические, а хозяйственно-экономические основания «тургеневского синтеза», то я скажу, что Тургенев по типу своего мировоззрения — это «земская фигура», опирающаяся на глубокое знание русского хозяйства. Стержень его экономического умонастроения — идея гуманного, рационального и эффективного хозяйствования.