Дмитрий Губин - Русский рулет, или Книга малых форм. Игры в парадигмы (сборник)

Стоит за этим одно: централизация, царь, который отберет все, что другой произведет или на чем другой сидит, а если у кого чего-то не будет, то этот царь, будучи в хорошем настроении, ему купит.

2012

Я обожаю в разных аудиториях задавать вопрос «Что является главным богатством России?» Ответьте на него и вы – только быстро, не раздумывая!

И пропутинские молодогвардейцы, и антипутинские либералы, и бабушки у подъезда, и публика из книжного магазина «Фаланстер», – почти все и всегда отвечают одинаково: «Нефть! Газ! Земля»! Как будто речь идет не о стране, в которой мы живем, а о необитаемой местности, которую предстоит колонизовать.

Даже мои студенты на факультете журналистики МГУ недавно закричали: «Нефть!» Но затем две студентки – Настя Дорофеева и Наташа Кузнецова – решили провести собственное исследование и опросили 100 сверстников и сверстниц в общежитии МГУ на улице Шверника. Итог таков: 3 % считают, что богатств у России нет, 15 % главными богатствами полагают историю и культуру – и лишь 35 % считают главным богатством нас самих, то есть людей. На фоне 41 % уверенных, что главное богатство России содержится в полезных ископаемых.

И это, повторяю, в главном учебном заведении страны.

Я довольно часто, хотя и невольно, обижаю своих соотечественников, сокрушаясь о том, что несмотря на впечатляющий рост бюджета, благосостояния и прочего, мы все больше отстаем по отношению к странам европейским. И дело не в отсутствии дорог, аэропортов, независимой судебной системы или свободных федеральных телеканалов, хотя и в этом тоже. Просто голландцы никогда не назовут своим главным богатством тюльпаны, французы – вино, финны – природу, немцы – автомашины, а норвежцы – ту же нефть, хотя все перечисленное, безусловно, является сильным подспорьем национальных бюджетов.

Если бездушные предметы важнее людей, производящих или добывающих эти предметы – значит, в стране происходит не прогресс, а регресс, возврат в варварство, в темные времена.

Попробуйте задать вопрос о главном богатстве России своим друзьям и знакомым.

2012

Меня на днях эвакуировали из Норвегии. В буквальном смысле, на снегоходе, по горному склону. Коттедж на курорте Хемседал занесло за ночь по крышу, дорогу тоже.

Снегом, а также нефтью, а также чудовищными (догадайтесь, вследствие, чего) ценами Норвегия схожа с Россией. Стакан колы в богом забытом баре – 180 рублей, пиво – 300. И совсем уж бешеных денег стоит спортивное снаряжение. Хороший горнолыжный костюм (да что там: термобелье!) – по цене костюма Etro в России. Все правильно: если наш национальный спорт – кидание понтов (выше, дальше, быстрее), то у норвежцев – выяснение отношений с миром в прямом, физическом варианте. А прочее товарищам с севера по барабану: от какого John Lobb ты в ботинках, на каком Porsche приехал. У них в витрине пятизвездочного отеля вместо бриллиантов Chopard выставлены валенки Millet (по цене бриллиантов Chopard). Потому что они выдерживают температуру -60: привет Нансену и Амудсену.

В результате сотрудничество двух народов, когда народы сходятся вместе, выглядит забавно. Меня, например, чтобы выказать расположение, норвежцы потащили кататься off-piste, вне склона, по крутяку и целине, не слушая возражений, что я не Бьорн и не Килли и даже «красных» горнолыжных трасс остерегаюсь. Какое там! Устроили покатушки чуть не на выживание – и я, к удивлению, выжил. И только когда ноги уже ехали от меня отдельно, хозяева проявили, как мне показалось, неуважение: давай, сказали, дуй по расчищенной «черной» трассе вниз, а мы попрыгаем дальше по скалам. Но это лишь показалось: «черная», то есть высшей сложности, трасса, оказалась вдобавок могулом, спуском по кочкам, что было совсем уж мама не горюй.

Но я могул прошел. И под Лиллехаммером съехал по «черной» олимпийской трассе, чем дико горжусь.

И вообще, должен признаться, русского во мне после Норвегии стало немного меньше, а норвежского – гораздо больше.

2008

Когда год назад я прилетел в Нью-Йорк, моя вера в рациональный пан-атлантический разум, выбирающий для езды по городу маленький, экономичный и экологичный автомобиль, была подвергнута испытанию.

Узкие нью-йоркские улицы были забиты гигантскими внедорожниками, которые за показную и бессмысленную в условиях города мощь я ненавидел в России.

«Большие машины – американская ментальность, мы так привыкли. Маленькие – для Европы. Ты наши дороги видел?»

И вот год спустя, летя из Колорадо в Неваду, я их увидел – бесконечные прямые нити дорог, благодаря которым Штаты и являются Соединенными. Однако кое-что за год изменилось. USA Today публиковала данные Gallup об изменении американских водительских привычек вследствие подорожания бензина: 76 % стали ездить медленнее, 71 % думают о более экономной машине. Hemispheres Magazine публиковал статью о Ferrari 430 на биоэтаноле (ха!). Таксист в Лас-Вегасе кивал головой: бензин стоит доллар, в результате большие машины дешевеют, маленькие – дорожают, а соседи возят друг друга на работу попеременно. Лично он достал из чулана велосипед: $20 экономии в неделю, парень!

Я хмыкнул, поскольку прилетел на тест-драйв нового Lamborghini Gallardo LP560-4 (США – это 40 % всех продаваемых «Ламбо» в мире), а машинка в 560 лошадиных сил экономичной не бывает. Но что бы вы думали? В характеристиках новинки значился расход топлива 10 л/100 км за городом. Я не поверил, пока не покатался по Неваде, блюдя ограничения скорости: расход и правда вышел крохотным. И я понял, почему автоматика включала 6-ю передачу уже на 2000 оборотах: экономила.

2008

Если я просыпаюсь в кресле «кокон» (электрическое, полтораста фиксированных положений), а вокруг полумрак, – значит, я снова лечу над Атлантикой, а стюардессы уже осуществили свой дьявольский план.

План в том, чтобы втихаря напоить тебя за обедом (доливая вино, хотя их не просят), а потом зашторить иллюминаторы и пригасить свет. И все, ты покорно раскладываешь кресло в горизонталь, превращая в кровать, закутываешься в плед, и сопишь, словно в шляпе малиновой ежик резиновый с дырочкой в правом боку.