Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

Мерри и правда быстро очнется и, как истинный хоббит, первым делом сообщит, что он голоден.

А вот с Эовин и Фарамиром, как мог догадаться Арагорн, дело хуже, поскольку раны их давние. Что до Фарамира, то у него «смертельная усталость, душа не на месте из–за отца, а главное — Черная Немочь».

Эовин же, как сказал Эомеру Гэндальф, «осуждена была ухаживать за стариком, которого любила как отца, и видеть, как он впадает в жалкое слабоумие… Ты думаешь, Гнилоуст отравлял только слух Теодена?.. Но кто знает, какие слова повторяла она в одиночестве, в глухие ночные часы, когда вся жизнь ее казалась ей загубленной, а дворец — темницей или золоченой клеткой?»

Итак, решающая битва не за горами, а между тем у Западного Воинства всего–навсего семь тысяч ратников. Хотя, по уверению Гэндальфа, «есть среди нас такие, что стоят доброй тысячи витязей в броне. Думаю, ему [Саурону] будет не до смеха».

Однако же не все воины готовы к последнему сражению:

«Так жутко было в этом безжизненном краю, что многие ратники, обессиленные страхом, не могли ни ехать, ни идти дальше».

И тогда Толкиен, словно возомнив себя Арагорном, подвигает предводителя воинства освободителей к такому ре шению: он предлагает устрашившимся отступиться.

«Одних устыдило его суровое милосердие, и они, подавив страх, вернулись в свои дружины; другие же были рады избегнуть позора, а может, еще и отличиться в бою — те ушли к юго–западу».

И вот подходит время последнего побоища. На переговоры к Арагорну выезжает Подручник Владыки Барад–Дура. И тут же робеет под взором Арагорна. И показывает ему и Гэндальфу оружие и платье, отобранные у Фродо и Сэма, якобы в знак того, что те погибли или томятся в мрачных застенках. Но Гэндальф отвергает все условия Черного Посланника. И тогда Саурон обрушивает на освободительную рать силу, раз в десять превосходящую ее собственную, и как всегда — коварно. Тут–то Пиппин и совершает свой ратный подвиг (не столь великий, правда, в сравнении с подвигом Мерри, зато не менее доблестный: он сражает тролля)… а следом за тем поднебесье осеняют орлиные крылья — в ознаменование славы Западного Воинства. Гэндальф первым понял и истолковал это знамение:

«Царствование Саурона кончилось!

Хранитель Кольца исполнил поручение».

И то верно:

«вражеские полчища редеют, великая рать Мордора рассеивается, как пыль на ветру… так разбегались и твари Саурона — орки, тролли и зачарованные звери: одни убивали себя, другие прятались по ямам или с воем пустились наутек, чтобы укрыться в прежнем безбрежном мраке и где–нибудь издохнуть».

И только жалкая горстка самых гнусных мордорцев, «закоренелых в злодействе и неукротимых ненавистников Запада», приготовилась умереть в бою, решив не сдаваться «на милость победителя».

На этом, собственно, история великих битв во «Властелине Колец» заканчивается. Правда, нашим героям–хоббитам еще предстоит освободить от осквернителей Хоббитанию, но это уже совсем другая история. К счастью, вовремя удается избежать поединка на секирах между Эомером и Гимли из–за прекрасной Галадриэли, которую гном, в конце концов, возлюбил всем сердцем. А что до неустрашимой «валькирии» Эовин, она выжила после своего последнего боя — и стала женой Фарамиру, вручившему Арагорну ключи от Гондорской цитадели. Поступок этот явно пришелся бы не по нраву брату его Боромиру и отцу Денэтору, впрочем, их уже не было среди живых и корить Фарамира за свойственное ему благородство было некому.

Одно из главных отличий войны во «Властелине Колец» от битв в «Сильмариллионе» в том, что в первом случае защитники добра действуют куда более спокойно и размеренно. Они исполнены терпения, в отличие, к примеру, от безудержных нолдор в Битве Бессчетных Слез, чей исступленный натиск предопределил их поражение. Ну а битва Арагорна с союзниками увенчалась победой потому, что они действовали мудрее, нежели эльфы в «Сильмариллионе». Не менее важное отличие, вернее, парадокс, еще и в том, что во «Властелине Колец» Толкиен, словно вопреки самому себе, показывает людей в более выгодном свете, чем тех же эльфов, невзирая на то, что, по словам Гимли, все человеческие усилия на поверку оказываются тщетными.

В произведениях Толкиена немало героев, наделенных невероятными силами. Властители у него соперничают в могуществе с чародеями, гномами, эльфами и прочими необыкновенными персонажами. И все они вполне органично вписываются в классическое повествование; в то же время надо признать, что силы эти играют тем более важную роль, что мы имеем дело с настоящей литературой, хотя и в некотором смысле детской (во всяком случае, в этом признавался и сам Толкиен). С другой стороны, нет ничего странного в том, что в его пограничном, первозданном мире нашлось место чародеям, которого их лишила современность (только отъявленные шарлатаны и дожили до наших злополучных времен).

Между тем творчество Толкиена удачно вписывается — и в этом и есть его успех — в великий процесс переосмысления традиционных наук и возрождения духа золотого века, вступившего в противоборство с нынешним рационалистическим временем. Самые яркие образы великих посвященных представлены во «Властелине Колец»: Арагорн, Гэндальф, Том Бомбадил, Галадриэль. Герои эти наделены великими силами, которые они направляют на борьбу с Сауроном, Черным Властелином Мордора. Гэндальфу суждено достичь совершенства в чародейском искусстве, пройдя через символическое испытание смертью–воскрешением: только так он сумеет противостоять самому могущественному своему противнику.

В то же время другие герои, не наделенные магическими чарами и непосвященные, тоже достигают внутреннего совершенства и, в конце концов, обретают невероятные возможности, хотя и проходят через многие испытания, как, например, Фродо, главный хранитель Кольца, и его верный слуга Сэм. Вполне вероятно, что одна из причин большой популярности книги Толкиена кроется в огромной значимости посвящения, ибо ритуал этот возвращает нас к началу истории человечества и самым чудесным сновидениям детства.

Появление магов связано с возрождением тени Саурона. Вот как это объясняется в «Сильмариллионе»:

«Едва первые тени легли на Темнолесье, явились истари — так люди нарекли магов. Никто не знал, откуда взялись они, кроме разве что Корабела Кирдана. однако ж поведал он о том лишь Элронду да Галадриэли. А явились они из–за моря и были, как говаривали эльфы, посланниками Западных Властителей, призванными восстать против Саурона, коли тот вернется, и возродить былую доблесть в эльфах, людях и других доброхотных народах. Походили они на людей, хоть и не молодых, зато крепких телом и духом. Бремя лет будто и впрямь почти не коснулось их. Старость явно не спешила к ним…»