Эксперт Эксперт - Эксперт № 25 (2013)

Как решать проблему — непонятно. Ограничения депозитных ставок — прямые — совсем уж нерыночная мера, косвенные же легко обходятся. Предложения о дифференциации ставок отчислений в фонд резервирования в зависимости от уровня ставок не безупречный вариант. Разрыв ставок отчислений реально будет незаметен.

Безусловно, за прошедшие одиннадцать лет банковский надзор в России изменился практически до неузнаваемости. В момент принятия портфеля председателя ЦБ в пятой, самой скверной группе классификации пруденциального надзора ЦБ устойчиво находилось около полутора сотен банков, при этом лицензии у них не отзывались. Помимо этого насчитывалось более пяти сотен «живых трупов» — неликвидированных банков с отозванными лицензиями, с непрозрачной, выведенной из-под надзора ЦБ деятельностью. Сейчас этот балласт банковской системы отсутствует.

При Игнатьеве началась активная кампания по ограничению уровня кредитных рисков и снижению кэптивности банковского сектора. Новации в расчет норматива Н1 (положение 139-И) и резервов по ссудам (положение 254-П) снижают привлекательность высокорискованного кредитования, финансирования связанных сторон и в целом направлены на повышение прозрачности банковского бизнеса. Начинается системное противодействие «надуванию» банковского капитала, внедрение принципов квалифицированного суждения при надзоре, внедрение элементов международных норм пруденциального регулирования в рамках «Базеля-2» и «Базеля-3».

«В прошедшее десятилетие Банк России провел масштабную работу по повышению прозрачности банковского сектора для клиентов, кредиторов и инвесторов, — говорит Станислав Волков, руководитель отдела рейтингов кредитных институтов “Эксперт РА”. — Расширился перечень информации о деятельности банка, обязательной к публикации. На своем сайте Банк России начал публиковать информацию о фактах проведения проверок банков и привлечения к административной ответственности их должностных лиц, а также черные списки топ-менеджеров, по вине которых у банков были отозваны лицензии».

Тем не менее банковское регулирование и надзор остаются относительно слабым местом в функциональном спектре Банка России. Подтверждение тому — крахи банков, которые завершались юридически или приводили к покупке банков государством, причем выяснялось, что в ненадлежащем состоянии банки функционировали довольно долго, годами, и это оставалось вне поля зрения ЦБ.

Почти не затронуты регулятивными новациями социально значимые направления — кредиты малому бизнесу, ипотека.

«Большие вопросы вызывает внедрение “Базеля-3” с опережающим графиком, при том что на текущий момент более 100 банков не соответствуют новым требованиям, среди них присутствует и системно значимые кредитные организации, — продолжает Станислав Волков. — Банк России публично не поясняет причины такой спешки, ограничиваясь желанием соответствовать срокам, установленным Базельским комитетом. И это с учетом того, что “Базель-2” введен в России лишь частично».

Госбанки рулят

Важнейшим структурным итогом игнатьевской одиннадцатилетки для банковской системы стало усиление доминирования госбанков. ЦБ не препятствовал рыночным факторам, способствовавшим росту их рыночного влияния. Не ограничивал их маржу. Да и просто накачивал активами — достаточно вспомнить, как ВТБ за восемь лет «проглотил», преимущественно на средства своего главного акционера, 12 банков, включая росзагранбанки. Только за 2005–2009 годы консолидированные активы группы ВТБ выросли в 7,3 раза, а доходы от основной деятельности — почти в девять раз. Никак не мешал ЦБ и поглощению Сбербанком компании «Тройки Диалог» — сделке, не способствовавшей, мягко говоря, развитию конкуренции на финансовом рынке.

Определенные надежды на усиление конкуренции на банковском рынке возлагались на дружный приход в Россию иностранных стратегических инвесторов. ЦБ открыл им доступ на рынок, правда, в форме не филиалов, а «натурализованных» юрлиц. Не привечали и не зажимали — на общих основаниях (разве что в кризис увещевали не выводить ликвидность в материнские банки). Затем не препятствовали выходу, когда в разгар кризиса и после него нерезиденты потянулись из России.

Тем не менее 44% капитала Сбербанка на сегодня в руках нерезидентов. А ВТБ — 30% (правда, обе эти оценки с учетом наших инвесторов, заведших деньги через офшоры). Получается, что на фоне выхода иностранных банков из бизнеса на территории России в форме дочерних банков инвестиционное участие нерезидентов через торгуемые банки (прикол в том, что самые емкие и ликвидные из них — два крупнейших государственных банка) увеличивается. Это специфическая тактика купирования российских рисков. Признание «долларом» огосударствления российской банковской системы?

Не дождетесь дешевых денег!

Что касается денежно-кредитной политики, то «эпоха Игнатьева» знаменовала собой кардинальную смену управленческой парадигмы ЦБ — переход от таргетирования (целеполагания) валютного курса к таргетированию инфляции при существенном ослаблении управления курсом рубля. Переход к политике таргетирования инфляции (ПТИ) был провозглашен в мае 2008 года, однако ее системная отладка началась уже после кризиса, в 2010–2011 годах.

Вот как объясняет идеологию ПТИ сам ЦБ (цитируем по одному из интервью Алексея Улюкаева осени 2011 года): «Наше понимание свободного плавания рубля не означает запрета на интервенции ЦБ на внутреннем валютном рынке. Но эти интервенции не будут использоваться для целей проведения денежной политики, то есть для целей предоставления ликвидности или ее изъятия, то есть как трансмиссионный механизм денежной политики курс рубля не будет работать. Мы не используем интервенции для целей защиты какого-то курсового соотношения, поскольку мы курс не таргетируем, а используем только для целей преодоления излишней волатильности на рынке, а также если эти интервенции происходят в интересах Минфина, когда мы выступаем как агент по управлению резервными фондами».

Какие плоды принесла такая политика? Конечно, нельзя не замечать ее плюсов. Высокая волатильность рубля и принципиальный отказ от наперед заданных номинальных или реальных ориентиров курса отвадило от российского рынка спекулянтов, она в корне демотивирует любые спекулятивные атаки на рубль. Во-вторых, резко снизился дифференциал процентных ставок в России и за рубежом. Российские ставки начали жить самостоятельной жизнью, отвязались от западных. Следующий важный результат — быстрый отклик курса рубля на падение цен на нефть. В результате мы получили встроенный автостабилизатор бюджетных доходов — в рублевом выражении доходы федерального бюджета растут. Далее. Развился рынок валютных свопов, практика рыночного хеджирования валютного риска. Соответственно, рублевые ценные бумаги оказалось возможным размещать за рубежом, стала тиражироваться практика эмиссии рублевых еврооблигаций. «В целом можно сказать, что данное решение выдавливает валютный риск из России, — говорит Михаил Матовников. — Точнее, если раньше валютный риск в значительной степени так или иначе брал на себя ЦБ, то теперь он переложен на участников рынка. И они либо хеджируются, либо уходят в рубли. Это произошло в ипотечном кредитовании (ипотека была наполовину валютная, сейчас на 98 процентов рублевая), это произошло в корпоративном кредитовании, за исключением кредитования экспортеров, то же самое мы видим на рынке частных депозитов — доля валютных вкладов упала практически до предкризисного минимума».