Елена Хаецкая - Как писать книги

Я читала об одном выступлении Эдит Пиаф. Она вышла на сцену в свитере с недовязанным рукавом. И все время держала руки под шалью. А потом вдруг наступил кульминационный момент в песне, она забыла обо всем и взмахнула руками. Шаль упала, одна рука в рукаве, другая без рукава — но море оваций… Так и с эмоциональными средствами нужно, только когда совсем уж все рвется наружу — тогда да, обо всем забывайте. На миг. Потом опять начинайте строго себя контролировать.

Важна внешность героя. Вообще внешность человека важна.

Неправы те, кто говорит, будто главное в человеке — душа, а как он выглядит — неважно. Нет, душа всегда проступит сквозь внешность, это исследовано в «Портрете Дориана Грэя», и Уайльд абсолютно прав. Только в юности можно иметь уродливую душу и красивое тело, но длится это недолго. А для героя романа и подавно, ведь автор видит его насквозь.

При описании внешности лучше постараться избегать ситуации, напоминающей полицейскую (написала «милицейскую», но исправилась!) ориентировку: рост средний, сложение тучное, лоб низкий, глаза серые, близко посаженные… Не надо перечислять все внешние признаки, возьмите самые характерные. Интонация, с которой вы опишете оттопыренные уши героя или его темные глаза, даст читателю подсказку: хороший это парень или злой. Может быть, он герой такой геройский, а оттопыренные смешные уши придают ему человечность? Дайте читателю намек, еле заметный. Читатель уловит.

Описание внешности героя время от времени (если роман большой) можно повторять. Читатель успевает забыть некоторые вещи. Поэтому если на странице пятьдесят ваш герой не просто сощурит глаза, а сощурит зеленые глаза, то это неплохо. Хотя увлекаться не стоит. На пятом напоминании читатель закричит: «Да помню, помню! Зеленые!»

В описании героев (как и вообще в описаниях) мы избегаем оценочных слов, вроде — красивый, изумительно хорош собой и т. п. Знаю, так пишут, я и сама так пишу время от времени. Но для того, чтобы читатель восхитился, не надо ему заранее говорить: эй, ты! А ну, быстро восхитился моей дамой, не то мой меч — твоя голова с плеч!

Кстати, поэтому я страшно удивилась, когда прочитала у Достоевского, что «молодой человек (Раскольников) был замечательно хорош собой». Ни фига себе, думаю, классик! Совсем наш человек!

Ну и, раз уж речь зашла о Достоевском, приведу пример виртуозной работы с внешностью героини. Впервые мы видим Настасью Филипповну на фотографии глазами князя Мышкина. То есть, она предстает нам дважды опосредованно: ее увидел фотограф, потом ее увидел князь — и вот нам позволено заглянуть князю через плечо и выслушать его рассуждения. Наше восприятие уже полностью подготовлено для восприятия этого вымученного, изломанного существа. Она никогда не предстанет нам естественно, без посредников. Мы не увидим ее лицом к лицу, всегда она будет дана как бы сквозь стекло. Мы даже не увидим в ней того, что видел князь Мышкин. Фотография, взгляд через плечо — и все. А сколько любопытства она сразу в нас пробуждает!

Когда текст уже написан, имеет смысл посмотреть, хотя бы из простого любопытства, какое определение, данное вами герою, у вас самое частое. Какое слово повторяется чаще всего? Помню, проделала эту операцию для «Хальдора из Светлого города», вещь ранняя, еще до «Меча и Радуги», т. е. практически тренировочная — «подход» к первому большому роману. Оказалось, что чаще всего я там использую определение «грязный», причем это относится как к положительным персонажам, так и к не очень положительным (злодеев в чистом виде нет — в те годы у меня была проблема с созданием конфликтов, как я уже говорила). Грязным было все — трава, вода, волосы, руки, лица. Не были грязными только мысли. В общем, герои были «на лицо ужасные, добрые внутри». И это создавало совершенно определенную обстановку. С одной стороны, конечно, слишком много «грязных» — перебор; с другой — возникало чувство безнадежности, тоски, и это угнетало читателя (по тонкому замыслу автора) — передавало ему ощущения главного героя.

Если вы пользуетесь таким приемом, помните:

Определение, которое традиционно дается плохому герою и которое вашей авторской волей постоянно дается хорошему (грязный, пьяный, нечесаный, нервный), действует на воображение читателя сильнее, нежели традиционно хорошее определение, постоянно даваемое вами хорошему герою (добрый, умный, честный, чистый). Ну и наоборот, если злодей, как вы постоянно подчеркиваете, красивый и спокойный, — то это очень, очень зловеще и не сулит ничего хорошего.

Не пересаливайте и не перебарщивайте. Если в мире все «грязное»: земля под ногами и небо над головой, то сначала станет тоскливо, а потом смешно.

Помимо повторяющихся определений имеет смысл обратить внимание — не повторяются ли кое-какие «бытовые действия»: не слишком ли часто у вас герой пожимает плечами, оборачивается, останавливается и оборачивается (со значением), поднимает глаза и улыбается («улыбнулся, подняв глаза»), ну и прижимается лбом к холодному стеклу, конечно же. Все эти фразы обычно сопровождают диалог — небольшие движения, которые герои делают, разговаривая или завершая разговор. Направился к выходу, остановился, обернулся, улыбнулся, подняв глаза: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться».

В принципе, все это может и даже должно присутствовать в тексте, но автору следует бдить: чтобы не повторялось в одном диалоге, чтобы один герой не завершал разговоры всегда одним и тем же способом («направился к выходу, остановился, обернулся»).

Имя для героя. Это очень важный момент.

В реальной жизни родители дают детям имена, руководствуясь самыми разными побуждениями: «в честь дедушки», «чтобы только не дразнили», «нравится», «редкое», «в честь Владимира Ильича Ленина». Праотец Иосиф назвал сына в память о событии собственной жизни: «Прославил меня Господь в стране чужой».

Когда мы подбираем имена для героев, побуждения у нас совсем другие. Что и понятно.

Имя в Реальности-2, в искусственной реальности литературы, успевает обрасти ассоциациями. В Реальности-1 мальчика могут назвать Артуром в честь дедушки, из соображений «мне нравится» или из соображений «редкое имя». В Реальности-2 мальчик-Артур потащит за собой шлейф трагической судьбы: король Артур, Артур Бретонский (убитый в юности) и еще некоторое количество исторических-литературных Артуров, которым сильно в жизни не повезло. Если персонажа зовут Лиам — однозначно это будет неудачник. Не встречала ни в литературных сочинениях, ни в кино, ни в легендах ни одного удачливого Лиама. Если идут по дороге Пьер, Жан и Лиам, то людоед сожрет Лиама. Причем персонаж с другим вариантом того же имени — «Вильям» — Билл, скажем, — вполне себе удачливая персона. Почему? А вот. Так сложилось. Второй по неудачливости — Каэл. Опять же, мое, чисто субъективное, наблюдение. Изольда должна быть прекрасной. Непрекрасная Изольда — все равно отсылка к той, которая прекрасная (антоним, обманутые ожидания как прием). Маленький смешной человечек Эркюль Пуаро носит имя Геркулеса — внешне он полный контраст Геркулесу, но интеллектуально он, наоборот, сущий Геркулес. Это даже обговаривается в каких-то рассказах.