Александр Силаев - Критика нечистого разума

Ну и не будем забывать также о том, что любое мировоззрение — энтропирует. Здесь не так перевели, здесь не так поняли, здесь сознательно переврали. Мы имеем редуцированные формы, всегда. Но энергетика смысла так велика, что над ним можно издеваться веками.

Что общего — в механизме запоя, текущего финансового кризиса, логике заседания диссертационных советов? Общая формула: предпосылки системности возвращаются в качестве ее же результатов, и спираль всегда заводит на понижение, если ее предоставить самой себе. Выход в том, чтобы, сразу или постепенно, «переломаться», прогнувшись под реальность внешних к системе факторов. Допустим, не лечить проблемы, выделенные бесконтрольным выделением бабла, выделением того же бабла. Аналогично обстоит с наркоманом или академической корпорацией, да любой корпорацией, просто не каждая кричит обществу, чтобы от нее отстали и не трогали. Само по себе это всегда стремится к смерти. «Предоставить жить своей жизнью» здесь означает предоставить возможность умереть своей такой родной имманентной смертью. Именно потому, что машинка собрана на возвращении предпосылок с их умножением…

На крайний случай у любого человека есть последнее оружие, самое очевиднейшее: признать свою слабость, всю, реально, без истерики. Многие уроды лишь в силу того, что пребывают в прекрасном мнении о себе, и сбрасывание этакой гири сразу придает подвижность конечностям, и морда просветляется почти до лика. Как максимум, это переворачивает доску, на которой у тебя стоит проигранная партия, как минимум — дает бонус к силе. Но люди редко считают, что дела настолько плохи, что последнее оружие пора извлекать… Будут упираться до последнего. К тому есть резоны: в некоем смысле это означает извлечь на свет божий пистолет с единственным патроном и пальнуть себе в висок. «Здравствуйте, я говно». Тело выживет, но это чудо кажется очень малым — больше тела ценят то, что ошибочно считают чем-то вроде души.

«Ебанутость» совсем даже не глупость, как-то я отстаивал достоинства этой штуки. По финалу, по голому результату — может быть, даже весьма и глупость. Но там варианты. Например, это глупость, но с умом изобретенная. Или глупость, но с умом практикуемая. В общем, странность, причудливость и не типичность — облагораживают.

Не так важно, о чем, сколь важно, как. Можно ведь и явные слабости преподносить с позиции силы. Положим, у человека некая болезнь, огрех, дырка. Руку ему отрезало. У нас ведь как принято? Либо ищут жалости: ой, люди добрые, посмотрите, как мне, такому сирому… Либо понтуются своей дыркой: да у меня, сука, опыт жизненный, да кому руку не отрезало — вообще не мужик, жизни, сука, не знает. А как можно презентовать слабость — силой? Да банальным, спокойным менторским тоном: «а хотите, я расскажу, как руки-то отрезают? У вас такого опыта не было, а мало ли, вдруг кому интересно…». И спокойно лекцию прочитать. Понятно, что про руку — метафора. Но именно таким лекционным тоном люди должны рассказывать, например, о своих судимостях. Об алкоголизме, о наркомании. О сексуальных каких-то странностях. Вообще о боляках, физических и душевных. «Я, конечно, понимаю, что ничего хорошее в неврозе нет, но смотрите, какая любопытная у меня симптоматика». Ну и это почти уже здоровье. По крайней мере, эрзац весьма убедительный. Я именно так пытаюсь рассказывать. И от других бы хотел.

Как-то заявлял, что не приемлю само понятие «строить отношения». Мол, мужчина и женщина должны строить, и даже друзья-подруги должны, и т. д. Тут надо пояснить. Потому что рефлексировать, торговаться, принимать законы совместного мира — очень даже. Это интересно. Но давайте я определюсь такой тавтологией: это интересно ровно до той поры, пока это интересно. Здесь не должно быть элементов боли и надрывного усилия, и прогиба, и тонкой манипуляции, и засадного полка на Куликовом поле. Как только появляется постоянная боль и не менее постоянный засадный полк — пиши пропало. Историю можно сворачивать в рулон, и передавать управление ликвидкому. Возможно, таким образом я не романтичен и слабоволен. И тем не менее. Именно оно я почитаю здоровым инстинктом, и если сам грешу супротив — знаю, что грешу: то есть сугубо я болен, не мир такой. Меня на хрен, не кого-либо. А все правильное дается естественно, как дыхание. Можно прощать, можно чуток грустить. Нельзя пыхтеть, уговаривать и насиловать спонтанный порядок. В бизнесе, наверное, можно. В политике. В любви и дружбе — нельзя.

Есть такая поговорка, что чел должен быть умным, злым и веселым. Очень даже поговорка: умная, злая и веселая. Такую чудную имманентность формы и содержания просто грешно обойти мимо, так что — чуть растечемся, мыслию по древу.

На наш взгляд, все три слова здесь с привкусом, это не совсем обыденное их разумение. Умный не значит непременно говорящий умное. Любой мыслящий, конечно, уже умный, но не любой умный — мыслящий. Грустный вывод для нас, дискурсивных крыс, но это так.

Злой не значит плохой, вредный. Плохой это значит вредный с позиции любой надсистемы. Как говорил один литературный персонаж про других, не менее литературных: «хороший он мужик, только зачем родился?». Вот если незачем, то плохой… А злой это просто заряженный негативно. Что вовсе не означает плохости. Солдат злой. Разведчик злой. Писатель, как правило, злой. Политик. Рок-музыкант. Все они, так или иначе, партия войны, и главным пафосом имеют скорее не терпеть нечто плохое, нежели обожать что-то хорошее. Ну и нормально. Главное, чтобы все это было встроено в мир по божеским понятиям и людским законам.

А веселый вовсе не обязательно должен рассказывать анекдоты или тем паче быть настроенным позитивно. Он не должен ждать, что все закончится хорошо. Подлинная онтологическая веселость имеет другой пароль: «да срать, чем оно все закончится!». Делать все, чтобы закончилось хорошо — но не ждать того. Беззаботность не только не сводима к оптимизму, но и противоположна ему. Ждать, что все закончится хорошо, что люди будут добры и справедливы, а русского человека равно сильно обожают по обе стороны Пиренеев — как минимум, глупость. А ее не надо. Да плевать, как оно. Делай, что должен, и будь, что будет. Стоики могли сойти за веселых ребят.

Несчастье наших неврозов зачастую крепится на надежде. Вообще, чтобы упасть в хану, нужно по хорошему отыграть три такта.

Сначала мы начинаем придавать большее значение неопределенностям в нашей жизни, нежели определенностям. В общем логично. Если 500 тысяч лежит на депозите и с ними все понятно, хрена ли о них думать? Но если при том 200 тысяч лежат в акциях, и акции скачут по 70 % годовых вверх-вниз, то 200 тысяч прикуют 90 % нашего внимания, а депозиту дай бог останется 10 %. Родственники и друзья, как правило, более гарантированы, чем динамика самого завалящего любовного романа на грани любовного анекдота. Но мы будем чувствами на 90 % в том анекдоте, хотя его «капитализация» уж никак не более 10 % от 100 % актива наших, как их называют в народе, отношений. Когда идешь по темной улице в нехорошем районе, думаешь не о том, что у тебя элитная недвижимость в центре, а том, что сейчас кто-нибудь, сука, появится… Хотя недвижимость много ценнее единожды целой морды. И это вроде правильно. Наличие знания устраняет резон мысли и чувств (даже над математической задачкой думают ровно до тех пор, пока ее решение непонятно, а дальше просто делают арифметику по шаблону, думая уже о птичках). Правильно-то правильно. Но шаг к хане сделан.