Руслан Хасбулатов - Великая Российская трагедия. В 2-х т.

И наконец, сила нового политического режима проявилась в том (точнее, он хотел проявить ее в том), что он “выносит”, “терпит” демократию. И не просто выносит, а “ставит ее своей целью”, “создает” причем безотлагательно, здесь, и сейчас, и немедленно! Если нужно, мечом и огнем учреждает “парламентскую демократию”, если нужно, растоптав право, учреждает “конституционное правовое государство”. Помимо “легальной монополии” на применение силы, то есть армии, это и является его третьей, нелегитимной опорой.

Дума же призвана служить исключительно для репрезентации демократического лица самого маленького русского государства — в границах времен царя Ивана III. С тех пор, как Дума приняла одно самостоятельное или скорее “полусамостоятельное решение” — амнистировала Хасбулатова и Руцкого — она, если не хочет разделить судьбу Парламента Хасбулатова, не должна претендовать вообще ни на что. Только как бутафорский костюм на сцене политического режима Ельцина, — указывает венгерский исследователь. [164] “Ельцинщина”, с.48.

На той воображаемой сцене политических игр, где иллюзорные партии играют свои роли, ссорятся, скандалят, заключают друг с другом иллюзорные компромиссы или вступают в воображаемые схватки не на жизнь, а на смерть, — реальные противоречия, раздирающие экономику и общество, становятся все менее укротимыми для государства, более неприступными и опасными. Кризис углубляется.

Этот кризис углубляется и в силу того, что в обществе, где уже подавили свободу, происходит неравномерное развитие разных сторон государства, разных его функций.

Во-первых, гипертрофированно расширяется сфера деятельности исполнительной власти. Конечно же, эта власть — активный элемент государства, она объективно должна покоиться на базе законов. Но противоречия сегодняшних дней таковы, что происходит саморазвитие структур исполнительной власти, когда ускоренно растут паразитарные ее элементы, придавая бюрократический характер всему государству. Во-вторых, законодательная власть — объективно пассивный элемент в любом демократическом государстве. Но при нынешнем политическом режиме ее вообще нет ни в каком качестве — над ней “всесильный президент”. Очевидность конституционного перекоса имеет столь нескладный характер, что вряд ли кто удивится, если весь этот конституционный порядок опрокинется в одночасье под влиянием какого-либо события. Самого неожиданного.

Исполнительная власть “ведет”, она — инициатор. Предлагая законодательную программу, динамично “пробивает” эту программу; поэтому законодатель действует в целом в унисон с исполнительной властью; последняя объективно заинтересована в слаженной работе с законодателем.

Это, однако, при одном условии — когда исполнительная власть знает, чего она хочет и имеет программу своей деятельности, долгосрочные цели. Эти цели должны стать общественными — поэтому неслучайно в демократических государствах тщательно обсуждаются правительственные программы в парламентах. Это —сила правительства, его опора, когда оно получает одобрение в парламентах. Если бы Чубайс добился одобрения своей программы приватизации в Парламенте — никто не смел бы ему грозить тюрьмой. (В сегодняшней Думе в том числе.) Если бы Черномырдин представил программу деятельности своего правительства, как этого требовал закон, для обсуждения в Верховный Совет, ему не было бы надобности визировать преступный Указ Ельцина № 1400.

Но в тоже время новому политическому режиму больше не угрожает опасность создания парламентского “контргосударства”, во всяком случае — в ближайшее время. И дело не только в двух спикерах, смертельно напуганных судьбой своего предшественника. Конституция объявлена принятой всенародным волеизъявлением. А это — слишком серьезно, даже если есть сомнения в качестве этого волеизъявления. Если бы политические партии были творением сознательных граждан, а не самого государства, тогда ситуация была бы иной. Ельцин щелкнул пальцами, подзывая их, и они выскочили из бюрократических коридоров государства, где раньше прятались, и в Думе эти новоиспеченные партии по сути в большинстве: партии Гайдара, Борового, партия Шахрая, партия Явлинского, Лукина, Бурбулиса и т.д. Эти партии, занимаясь порой игрой в демократию в интересах ельцинского политического режима, реализуя свои личные претензии на “участие” в политическом режиме, продлевают его неизбежную агонию. Но дело в том, что этих партий будет столько, сколько потребуется “государству Ельцина” для прикрытия реальной раздробленности общества и для того, чтобы контролировать ситуацию в Парламенте. Тогда появляется возможность насаждать на российско-русской почве любую “правду” и объявить ее “русской”, причем принадлежащей исключительно Кремлю. Так как это было совсем недавно и с тем же самым Кремлем. И почти с теми же лицами — Ельциным, Яковлевым... Если бы “ускорение” не приняло такие обороты, к ним уже тогда присоединились бы Черномырдин, Гайдар — они были известны в кремлевских коридорах еще с 80-х годов, как и многие другие “демократы”.

В-третьих, в отличие от Верховного Совета новый Парламент в любой момент и в соответствии с конституцией может быть распущен Кремлем, если “ельцинский рынок” и “ельцинская демократия”, а точнее интересы бюрократической верхушки режима будут в опасности. Над конституцией бдительно стоит президент Ельцин со своей армией и МВД.

В-четвертых, после кровавого октября, в преддверии парламентских выборов 85 процентов москвичей не только решительно поддержали введенное Ельциным чрезвычайное положение (очень интересно!), но и потребовали его продления и расширения, что показывает преобладание люмпенизированного мышления, недостойного свободного человека. На основе таких настроений, часто оскорбительных для людей, на Западе делают вывод о “неготовности русского человека к демократии”. Поэтому они оправдывают свою поддержку заговорщиков, путчистов, введение авторитарных режимов и многое из того, что немыслимо в западных демократиях. Совершенно диким представлялось на Западе, где миллионы людей из разных стран живут, не испытывая какой-либо дискредитации, выселение из Москвы в октябре 1993 года так называемых “лиц кавказской национальности”, в том числе граждан России. И, что удивительно, это было воспринято москвичами как самый лучший подарок, которым президент может порадовать свой народ! А как же тогда быть с “тоской по развалу СССР?” — противоречия, противоречия, полицейское мышление, аллогизм! Как видим, все свои надежды общество по-прежнему возлагает не на конституционность, не на соблюдение демократических норм и конституции, не на формальные законы, а на вездесущее государство и на лицо, его олицетворяющее — на диктатора. Откуда же требовать к себе уважения в мире?