Михаил Пазин - Страсти по власти: от Ленина до Путина

Однако мы немного отвлеклись, приводя разные версии смерти Сталина. Пора переходить к главному. Когда 2 марта около 9 часов утра приехали врачи, они перепугались; глядели на Сталина и дрожали. Наконец, первый испуг прошел, и смертельно бледные доктора начали оказывать больному медицинскую помощь. На дачу съехалась вся верхушка страны, а также Василий со Светланой. По воспоминаниям последней, «в большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Врачи… делали все, как надо». Всем распоряжался Берия. Он то и дело подходил к врачам и громко, так, чтобы слышали все, с угрозой спрашивал: «Вы гарантируете жизнь товарищу Сталина? Вы понимаете всю вашу ответственность за здоровье товарища Сталина? Я хочу вас предупредить». При этом Берия не скрывал торжествующего выражения своего лица. Когда Сталин ненадолго открывал глаза, Берия картинно бросался к нему, становился на колени и целовал руки. Потом Берия, оставив все руководство страны у одра Сталина, на несколько часов исчез с дачи. Д. Волкогонов предполагает, что он уехал в Кремль, чтобы изъять из сталинского сейфа касающиеся его документы или политическое завещание. Вернувшись через несколько часов, повеселевший Берия стал откровенно диктовать подавленным соратникам, что им нужно делать: подготовить правительственное сообщение о болезни Сталина, опубликовать бюллетень о течении его болезни и т. п.

Оставив при Сталине Булганина, соратники отправились в Кремль. В 10 часов 40 минут все собрались в Кремле в кабинете Сталина. Дежурные секретари, как всегда, записывали всех посетителей. Первым вошел Берия. Рассаживались за столом, как обычно, оставив место для Вождя. Официального председателя не было. На этом заседании присутствовали все члены Бюро Президиума ЦК КПСС и члены бывшего Политбюро – Молотов, Микоян и Шверник. Был приглашен также Шкирятов, председатель Центральной контрольной комиссии. Заседание продолжалось всего 20 минут, и повестка его дня неизвестна. Вечером того же дня они собрались снова. На этот раз заседание длилось ровно час. Решалось, по-видимому, несколько проблем: ликвидация созданного XIX съездом расширенного Президиума ЦК, реорганизация правительства и созыв на 5 марта Пленума ЦК КПСС, так как собрать за столь короткое время 300 человек со всей страны было невозможно. Так продолжалось каждый день. Верные «сталинцы» делили власть. Вечером совещания – утром на дачу следить за умирающим.

Профессор Мясников, лечивший Сталина, вспоминал: «Маленков дал нам понять, что… он надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все поняли, что речь идет о необходимом сроке для организации новой власти и подготовки общественного мнения…»

Наконец, наступило 5 марта – роковой день в советской истории. Сталин уже был при смерти. Весь день врачи провели у постели больного, делали какие-то уколы, но все это было уже бесполезно. Члены Политбюро подходили к нему попрощаться по очереди, а те, кто был рангом пониже, смотрели через дверь. Берия неоднократно подходил к Сталину и громко спрашивал: «Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь». Однако Сталин с самого начала болезни уже не мог говорить, и устах Берии это звучало как издевка.

К вечеру 5 марта было созвано совместное заседание Президиума ЦК КПСС, Президиума Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. Заседание продолжалось 40 минут. Сталин был еще жив, и его для «блезиру» включили в состав нового Президиума ЦК.

Писатель К. Симонов, присутствовавший на этом заседании, оставил нам свои впечатления: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы все знали, что где-то рядом в Кремле лежит Сталин, который никак не может прийти в сознание. (На самом деле Сталин умирал на даче в Кунцево – это «соратники» специально дезинформировали народ, чтобы успеть поделить посты.) Все сидели совершенно молча… Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут так могут молчать триста тесно сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого молчания. Из задней двери вышли они – те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян. Вступительную речь сказал Маленков. Смысл: товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но даже если он победит, состояние его настолько тяжелое… Нельзя оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо сформировать правительство».

И дальше: «…У меня было ощущение, что появлявшиеся оттуда, из задней комнаты, в президиуме люди, старые члены Политбюро, вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшемся в них ощущением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах, пожалуй, за исключением Молотова – неподвижного, словно окаменевшего. Что же до Маленкова и Берии, которые выступали с трибуны, то оба они говорили живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах, в их поведении не соответствовало преамбулам, предшествовавшим тексту их выступлений, связанных с болезнью Сталина. Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их. Они были какие-то распеленутые, что ли».

Через 1 час 10 минут после окончания этого заседания врачи констатировали смерть Иосифа Виссарионовича Сталина. По воспоминаниям Светланы Аллилуевой, как только прекратилось дыхание Вождя, «Берия первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где все стояли молча, послышался его громкий, не скрывающий торжества голос: «Хрусталев, машину!» Именно к Хрусталеву обратился Берия, а не к кому-нибудь иному; значит, Хрусталев был его человеком! Валентина Истомина кинулась Сталину на грудь и по-бабьи заревела. Наверное, она была единственной из ближнего окружения Вождя, искренне оплакивавшая его.

Немного постояв в оцепенении, все вдруг сразу засуетились, разом заговорили и гуртом повалили к выходу, чтобы обсудить создавшееся положение.

Д. Т. Шепилов вспоминал, как его вечером 5 марта вызвали в сталинский кабинет в Кремле (он тогда работал главным редактором «Правды). В кабинете решали вопросы, связанные с организацией похорон. «Мне бросилось в глаза, как вели себя члены Политбюро. Уселись за длинный стол. Кресло Сталина во главе никто не занял. Напротив друг друга, рядом с председательским местом, разместились Берия и Маленков. Оба не могли скрыть своего возбуждения. Перебивая бесцеремонно своих соратников, они говорили больше других. Берия прямо сиял. Хрущев говорил мало, был явно в шоке. Каганович тоже говорил что-то невпопад… Удивило одно (я хорошо запомнил): Молотов сидел молча, отрешенный, с каменным выражением лица и, кажется, на протяжении полуторачасового довольно бестолкового совещания не произнес ни слова».