Михаил Пазин - Страсти по власти: от Ленина до Путина

без России он уже ничего не мог сделать. Чувствуя, что Горбачев теряет власть, Ельцин стал вести себя нагло. При обсуждении нового союзного договора он практически диктовал свою волю руководителям национальных республик. Ельцин все более и более брал инициативу в свои руки. В конце концов Горбачев понял, что сепаратные переговоры Ельцина с националами приведут к его окончательному отстранению от власти, и дал отмашку силовым структурам по введению ЧП. Сам же ушел в отпуск, как будто он здесь ни при чем. Горбачев все любил делать чужими руками. Когда происходили тбилисские, вильнюсские и рижские события, он давал министру обороны Язову устные распоряжения о подавлении антисоветских митингов и шествий войсками. Язов испрашивал у него письменных распоряжений, а Горбачев отвечал ему: «Достаточно моего слова». Наутро, когда в результате применения воинской силы весь мир узнавал, что погибли люди, Горбачев от всего отказывался: я, мол, никаких распоряжений не давал, это военные сами проявили злую инициативу. Двуличный был человек! Так и здесь: сам же отдал команду о введении ЧП – и спрятался в Крыму. Горбачев руками ГКЧП хотел сместить Ельцина.Вот и вся подноготная. Американцы предупреждали Горбачева, что готовится переворот, но тот только отмахивался, поскольку сам же его и организовал!

Семнадцатое августа 1991 года. На спецобъекте КГБ «АБЦ» (Архивно-библиотечный центр) в Москве собрались председатель КГБ Николай Крючков, министр обороны маршал Язов и двое его заместителей – генерал армии Варенников и генерал-полковник Владислав Ачалов, заместитель председателя Совета обороны Олег Бакланов, руководитель Администрации Президента Валерий Болдин, секретарь ЦК Олег Шенин и премьер-министр Валентин Павлов. На этой встрече обсуждалось экономическое и политическое положение в стране и меры, намеченные Горбачевым по введению ЧП. В это время из Фороса Крючкову позвонил Горбачев. О чем они разговаривали, неизвестно, так как Крючков лжет, что разговор носил общий характер, а Горбачев утверждает, что такого факта вообще не помнит, так как он по телефону общался со многими лицами. Вероятно, он давал последние инструкции.

Восемнадцатое августа 1991 года. Видно, что-то в поведении Горбачева заставило засомневаться будущих членов ГКЧП, и они отправили в Крым делегацию, состоявшую из начальника охраны Президента генерал-лейтенанта Юрия Плеханова, Олега Шенина, Олега Бакланова, генерала армии Варенникова и Валерия Болдина. Одновременно на даче Горбачева отключили не только все телефоны, но и ядерный чемоданчик. Короче, его связь с внешним миром отрезали полностью, чтобы он не передумал. Горбачев продержал их в приемной целый час, так как долго о чем-то советовался с Раисой Максимовной, пока они сами не вошли в его кабинет. Наконец вышел Горбачев, закутанный в теплый халат (у него был приступ радикулита), и гневно спросил, кто они и кого представляют. Посетители были в шоке: такой реакции от Горбачева они не ожидали! По рассказу Болдина, они рассчитывали на обсуждение вопросов о введении ЧП в духе аналогичных встреч в прошлом, а тут такой агрессивный прием! Масла в огонь подлила еще и Раиса Максимовна, заискивающим тоном спросившая у Бакланова: «С добром ли вы приехали?» Горбачев элементарно перепугался: он думал, что его хотят арестовать!По воспоминаниям Болдина, гнев и раздражение Горбачева ослабли, когда он узнал, что визитеры говорят от имени людей, которые ранее привлекались им для выработки мер по введению ЧП. Он больше всего боялся, что посланники представляют руководство России, то есть Ельцина!

Ему стали предлагаться различные варианты действий, которые готовились по его поручению на случай введения ЧП. Президент никак не реагировал, а потом спросил, распространяются ли меры ЧП на действия российского руководства. Услышав утвердительный ответ, он расслабился окончательно.

«Все, что вы предлагаете, надо осуществить максимально демократическим путем», – заявил Горбачев. Как можно «демократическим путем» привести страну, особенно националов, в чувство, без применения силы – это, наверное, одному Горбачеву было известно. Когда ему предложили подписать Указ о введении чрезвычайного положения и формировании ГКЧП, он отказался, заявив: «Черт с вами, действуйте!» И даже дал несколько советов, как ввести ЧП. На прощание он всем пожал руки. Короче говоря, он решил таскать каштаны из огня чужими руками. Выгорит – я с вами, ребята, а не выгорит – все шишки посыплются на вас, а сам я останусь белым и пушистым.

Выйдя из кабинета Горбачева, ошарашенные визитеры начали переговариваться между собой. «Но ведь еще недавно он считал, что введение ЧП является единственным выходом из сложившейся ситуации. Что же изменилось?» – растерянно сказал Бакланов. «А что ты хочешь, чтобы политик такого масштаба сказал прилюдно “да”»? – ответил Болдин, хорошо знавший Горбачева как руководитель его Администрации. Болдин знал, что даже не по столь щекотливому вопросу он не говорил ни «да», ни «нет», а обычно отделывался междометиями или вообще переводил разговор на другую тему. Это правда: я лично убедился в этом, когда Горбачев приезжал к нам на завод «Светлана», да и ТВ неоднократно показывало его встречи с народом. Когда ему задавали вопрос, который ему не нравился, он или начинал говорить совершенно о другом, или вообще нести ахинею, типа «процесс пошел» или про какой-то «консенсус».

В тот же день визитеры вернулись в Москву. Когда они рассказали о состоявшемся разговоре с Горбачевым Крючкову и другим участникам событий, те были ошарашены не меньше делегатов. Двуличный, лживый, испугавшийся брать ответственность на себя – это были самые лестные эпитеты, которые звучали из уст патриотически настроенных товарищей. На совещании в Кремле были высказаны предложения всем подать в отставку: «Пусть Горбачев катится в пропасть!» – «А что будет со страной? – задал резонный вопрос Бакланов. – Плюнуть на все?» И патриоты решили действовать без Горбачева.

Девятнадцатого августа в 4 часа утра Севастопольский полк КГБ заблокировал президентскую дачу в Форосе, а взлетную полосу аэродрома перекрыли двумя тягачами. Связь была отключена еще раньше. Таким образом, Горбачев был надежно изолирован. Впрочем, как выяснилось позже, связь была отключена только на даче, но в домике охраны осталась. После отъезда визитеров Горбачев сделал оттуда пару звонков. Например, позвонил академику Вольскому и сказал ему: мол, завтра по радио скажут, что я болен, но ты знай, что я здоров! Вольский не мог понять, в чем дело, пока на самом деле не передали это сообщение. Не была отключена и связь Горбачева с Бушем. Он запросто мог бы ему позвонить и этим разрушить все планы заговорщиков, но вместо этого он заказал себе роскошный ужин с марочными винами, а потом отправился в кинозал смотреть какой-то американский боевик. По совету своей дражайшей Раисы Максимовны он записал на любительскую камеру обращение к народам мира, что его, мол, заточили злые люди, возможно, и убьют, и положил кассету в портфель. Обезопасил себя, так сказать, на случай чего…