Эксперт Эксперт - Эксперт № 31 (2013)

Фото: Дмитрий Лыков

И этот отказ от рационального — огромный политический ресурс, так как государство по сути своей есть вершина рационального устроения общества. Законы и правила (действующие, собственно, в правосудии и в институциализированной политике), как и институты, существуют для сохранения логики, они развиваются, следуя логике видимого, объективного, а не чувствуемого. Поэтому, отрицая объективное, измеряемое, задавая свою трактовку легитимного, «обиженные» разрушают саму основу современного цивилизованного государства. Если объективное не имеет ценности, а имеет ценность только мораль, как она понимается сегодня теми, кто в публичном пространстве морально сильнее, то оказывается, что можно все.

Для действующих политиков важно понимать, что такая концепция разрушает пространство их деятельности, так как публичная политика — это часть рациональной цивилизационной системы. Поэтому так важно, чтобы бывшие соперники признавали итоги выборов, даже проигрывая. Этим они сохраняют держащий страну политический контур. Поэтому так странно было видеть нежелание не только Геннадия Зюганова, но и Михаила Прохорова признать победу Владимира Путина, сославшись на своих наблюдателей. Возможно, Прохоров не хотел «предавать» свою команду, возможно, имел в виду, что он работает на «рассерженных горожан», но, как бы то ни было, он сыграл против рационального политического поля. Путину пришлось втягивать его туда звонком и приглашением на беседу. Но после заснятой на камеры беседы Прохоров появился на митинге оппозиции на Пушкинской площади, где мог вполне ощутить, что нельзя одновременно находиться в двух пространствах: рациональном и иррациональном.

Однако здесь важны не ошибки конкретного персонажа. Важно, что последовательное заигрывание системных политиков с моралистами способствует уничтожению цивилизованного политического поля и в конце концов переводит всю актуальную политику в зону хаоса.

Опасный шаг к фундаментализму

Судя по пресс-конференции Лиги избирателей и по той информации, которую собрали наши корреспонденты, Лига собирается продолжать активную деятельность, оставаясь в правовом поле, но всячески поддерживая протестную активность на протяжении всего срока правления Путина. Верхушка Лиги сегодня практически полностью представлена творческой интеллигенцией — писатели, журналисты, композиторы, — и, конечно, никакого силового революционного сценария Лига не предполагает. Но, последовательно подтачивая «ненавистную» и при этом избранную народом и признанную большинством элиты власть, они обеспечивают «прикрытие» другим, более активным силам, за которыми своя, более ясная «правда». Если закона нет, если 50,2% — это не большинство, если слезы победившего кандидата — это ботокс, если толпы людей на улицах в его поддержку все куплены, если власть продажная, капитал нечестно нажит, СМИ лгут, — значит, все вокруг один сплошной обман. В этих условиях человек инстинктивно ищет опоры в чем-то более простом, фундаментальном, не нуждающемся в сложных рефлексиях, присущих сложной современной цивилизации. И вот тогда наступает время фундаменталистов. В России эту роль могут сыграть левые и националисты.

На митингах не только мacсюзеры

Фото: AP

Собственно, митинг на Пушкинской площади был первым признаком возможности такого перехода. Ключевыми фигурами митинга были не либералы. Тон задавал весьма агрессивный в своих речах Алексей Навальный, националист Тор и Удальцов, не пожелавший уходить с площади. Наблюдатели фиксировали, что и публика на митинг собралась более злая и фанатичная. Для меня знаковым оказалось и интервью с Ильей Пономаревым, которое он дал 6 марта «Эксперт ТВ». Отвечая на вопрос корреспондента о том, не считает ли он, что оппозиция сама помогла Путину, простимулировав страх оранжевой революции, Пономарев неожиданно заявил, что власть сама всю предвыборную кампанию играла на хаос, противопоставляя одну часть народа другой, и что теперь не власть, а оппозиция и есть «та сила, которая хочет порядка. Мы должны быть той народной милицией, которая этот порядок поддерживает. Мы за Конституцию, за соблюдение законов». Возразят, что Пономарев сболтнул, что никто из либеральных оппозиционеров не подпишется под этими словами. Конечно. Но их никто и не попросит подписываться.

Мне кажется, что кроме событий на Пушкинской площади стоит еще обратить внимание на активность, которая разворачивается вокруг левого политического спектра. Распространенная точка зрения: левых партий много, КПРФ теряет позиции, левый электорат в России огромен, и все это лучше собрать под единым блоком. Институциональными лидерами этого процесса могут стать обновленная «Справедливая Россия» (по-видимому, без мягкого Сергея Миронова), куда и входит Пономарев, и последовательно поддерживающий оппозицию Геннадий Гудков, и «Левый фронт» Удальцова, фактически профессионального революционера. Формирование мощного левого блока, насыщенного негативной энергией, будет очевидно играть в пользу «фундаменталистского» сценария для России. И в этом смысле ради активизации интеллектуального напряжения нужно сопоставлять сегодняшнюю ситуацию в России не с нежной оранжевой революцией Украины, а с Германией середины 1920-х. Нам нужно найти рецепт, который на сто процентов обезопасит страну от архаизации политики.

Реабилитация нации

Либералов страшно раздражило, что на первом предвыборном митинге Путин апеллировал к народу, подчеркнув, что именно эти люди труда и есть опора страны, при этом никак не упомянув «рассерженных горожан». Раздражение очевидно неуместное. Любая власть легитимна, пока у нее есть духовная связь с народом, а не с несколькими выборочными группами. Поэтому вопрос позитивного сценария для России — это вопрос о том, насколько актуальная политика будет адекватна долгосрочным, смутным, неструктурированным идеям и чаяниям народа. Эта важнейшая задача ближайших месяцев (не лет) для всех, кто в России способен думать.

До сих пор принято считать, что народ России склонен к защите и патернализму со стороны государства, а также жаждет стабильности. Это было самым расхожим описанием путинского большинства в первую поствыборную неделю. Вообще говоря, почему народ, завоевавший огромные территории, а потом вместо того, чтобы спокойно их обживать, бросившийся в революцию, считается народом, склонным к стабильности, — большая загадка. Мне кажется, мысль о патернализме и стабильности есть следствие того, что никто не принимает во внимание: со времени распада СССР прошло уже двадцать лет. Возможно, поколение советских людей действительно трудно приспосабливалось к новым условиям. Но уже сменилось поколение. Все социально активные группы сегодня — это люди, справившиеся с развалом 1990-х, привыкшие к самостоятельности. Все, а не только «люди XXI века».