Василий Ирзабеков - Святая сила слова. Не предать родной язык

«Русь державная» и «Русь святая»

– Василий Давыдович, Ваша книга «Тайна русского слова» разошлась огромным тиражом. Мне рассказывали, что её покупают не только в домашние библиотеки, но и в подарок друзьям, коллегам, её приобретают для своих сотрудников кафедры вузов Москвы и Санкт-Петербурга. Книга о красоте и величии русского языка, беспощадно уничтожаемого нашей современностью, стала невероятно популярной. Как Вы думаете, почему?

– Человек всегда понимает, что он делает. Лгать самому себе – глупо. Когда я работал над этой книгой, то понимал, что в ней есть что-то интересное, важное для моих современников, я писал её сердцем. Сейчас приходят письма из США, Канады, Испании, Англии, Австралии. В этих странах очень много русских, и многие из них озабочены тем, как сохранить культуру далёкого Отечества для своих детей, внуков, правнуков. А сохранить её можно, конечно же, только через русский язык. Поэтому я сейчас веду обширную переписку со многими нашими соотечественниками, живущими за рубежом. Им полюбилась моя книга, они благодарят за неё, делятся своими размышлениями, просят дать совет.

– Василий Давыдович, на Ваш взгляд, кому труднее противостоять загрязнению и уничтожению русского языка – нам, живущим в потоке жёлтой прессы и постыдной рекламы больших городов России, или же русским в Лондоне, Париже, Риме?

– Я думаю, трудно везде, где нет Православия. Смотришь по телевизору сюжет о русских в Бразилии и видишь: те, кто живут там, прилепившись к Православной Церкви, – абсолютно русские. Ведь они сохранили главное – веру и язык. Россия всегда там, где Православие и русский язык. Территориально существовали Киевская Русь, потом великая Российская империя, СССР. Сегодня Россия ужалась. Мы не всегда вслушиваемся в слова, которые говорим. Есть «Русь державная», а есть «Русь святая» Это не одно и то же. Русь святая – понятие первенствующее, это духовная мощь. Русь державная может рухнуть в одно мгновение, как случилось в 1991 году, когда разрушили великую Российскую империю, которая не очень-то благозвучно называлась СССР. Мы привыкли к этому названию нашего Отечества, но аббревиатура не может звучать красиво.

Своеобразная машина времени

– Сейчас часто ставят вопрос о переводе богослужения на русский язык. Как Вы к этому относитесь?

– Я хотел бы, чтобы на эту проблему посмотрели не с «кочки», а с точки зрения, то есть немножко приподнялись над обыденностью, увидели всё по-иному. Вообще, угроза обмирщения Церкви реальна, но я не могу этого принять, не хочу. Упаси, Господи, если этот перевод произойдёт. Я этого боюсь, и вот почему. Меня часто спрашивают: «Вы, коренной азербайджанец, вдруг приняли Православие, пишете книги о русском языке; почему?» Да, я из патриархальной азербайджанской семьи, более того, мой род по отцу восходит к имаму Али – двоюродному брату и зятю пророка мусульман. На Востоке

очень трепетно относятся к своему генеалогическому древу. Баку – город, где я родился и вырос, – славился многонациональным составом своих жителей. Вспоминаю, как совсем ещё мальчиком я любил заходить в христианские храмы. Покупал свечи, ставил их в песочек перед иконами. Как хорошо, что меня никто ни разу оттуда не «попросил». Сегодня, когда с тех пор прошло около пятидесяти лет, я часто думаю: почему меня так тянуло туда? Думаю и понимаю: тогда я не знал ещё этих слов – «неотмирность» и «надмирность», но сердцем, а оно гораздо мудрее нас, я их чувствовал. Там, в христианском храме, меня, ребёнка, встречала другаятишина, другаяживопись, там пели по-другому,читали по-другому.Для меня с детства церковь – это своеобразная машина времени. Ты идёшь в огромном современном городе по шумной улице и заходишь в храм – всё, ты мгновенно попадаешь во времена преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Это их время, их язык. Какое чудо!

Кстати, Вы обратили внимание, что в богослужебном языке Русской Православной Церкви нет слова «счастье»: ни в молитвах, ни в тексте Литургии и других церковных служб? Зато есть «радость», её много. Во всей Библии слово «счастье» встречается всего 12 раз, а слово «радость» около 800 раз. Вы знаете, что в русских богослужебных текстах нет слова «счастье»: ни в одной молитве, ни в тексте евхаристии, ни в акафистах? Часто встречается «радость», а «счастья» нет. А в миру все друг другу желают счастья.

– А почему все друг другу желают именно счастья, хотят быть счастливыми, а не радостными?

– Потому что часто не понимают, что такое счастье. Я прежде тоже недоумевал: как, Церковь против счастья? Но у меня были давние догадки, мы ещё об этом много говорили с отцом. Ещё в детстве я слышал, что счастье – это «сейчас есть». Почему о нём в храме и не говорят, ведь счастье – это понятие земное, пожелание лишь земного благополучия, в нём есть элемент везения, а радость – понятие небесное. И храм – это дом вечности, в котором неуместно говорить о земном.

Если мы переведём церковную службу на земной, повседневный русский язык, то только оттолкнём от Церкви людей. Если для меня, азербайджанца, церковнославянский язык не стал препятствием, если он привлёк меня, то почему он оттолкнёт русского человека? Нельзя говорить с Богом на «ежедневном» языке, как писал А. К. Толстой. Раньше нас по этому пути пошли католики. Зачем нам наступать на те же «грабли»? Там людей в храмы уже «привлекают» артисты цирка…

26-летний Пушкин, такой умница, написал стихотворение «Пророк». Посмотрите, оно просто изобилует церковнославянской лексикой! А ведь он тогда ещё не был в такой степени воцерковлён. А почему же написал? Потому, что Пушкин – гений. Он нам подаёт подсказку, золотой ключик: с Богом нужно разговаривать только на этом языке. Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий создали этот язык. Знаете, чем он отличается от других? У этого языка нет языческих корней. Его создали святые. Он родился в чистой христианской купели.

И если говорить о каких-то переменах, хотя бы о параллельном переводе на русский с миссионерскими целями, то к этому с постом и молитвой, наверное, могут приступать люди, равновеликие Кириллу и Мефодию. Такого же масштаба. А по-другому нельзя. Но вообще-то это дело Церкви, а не мирян.

Говоря о получении через более понятный язык богослужения какой-то информации, мы должны помнить, что православный храм не является местом получения информации – он является местом получения неизреченной благодати Божьей. Поэтому и язык здесь не повседневный, а возвышенный, к которому я сам тоже не сразу привык. А секрет знаете в чём? Надо часто ходить на службу, из захожанина становиться прихожанином. Я низко кланяюсь тем батюшкам, которые своим прихожанам раздают тексты богослужений. И когда человек вместе со всеми молится, поёт – им совершенно по-другому воспринимается церковная служба.