Наталья Горская - Сила слова (сборник)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Горская Н., 2017

© ООО «Написано пером», 2017

Люблю я, знаете ли, творчество художника Нисского. И Крымова люблю. Крымова просто обожаю! Начиная с фамилии. Надо иметь такую простую и краткую, но в то же время богатую на приятные ассоциации фамилию! Сразу слышен плеск тёплого моря, плывёт аромат южных садов, из детства вспоминаются конфеты «Крымское яблоко» с рисунком заката на морском берегу на фантике и чувствуешь на корне языка их вкус: сладкий, но не приторный.

Крымов, конечно, писал не такие пейзажи, как на том фантике. Он писал ту часть России, которую обычно называют Средней полосой. На его картины я могу смотреть часами, и мне не скучно, словно попадаю в сказку, в очарование неописуемое. Ведь это такое чудо – его картины! Это похоже на сон – мягкие переходы, яркие тени, какие-то потусторонние краски. Как он писал зиму! Его зима такая… тёплая. Да-да, это удивительное свойство его письма: изображать никак не оттепель, скорее мороз там царит повсюду, и снегу навалом, но потрясающее чувство умиротворения, спокойствия и тепла не покидает с того момента, как приклеишься взором к полотну. И ещё – тишина. Тишина волшебная звучит на его картинах! Такую тишину можно случайно увидеть в парке, у пруда, на пешеходном мостике через заросший ручей. Это именно тишина цивилизации, а не глуши, где её просто некому нарушить. Я раньше всё думала: как ему это удавалось? Потом много лет спустя прочла в критической статье, что работы художника Крымова продемонстрировали, как «в русскую пейзажную живопись вошел городской житель, способный увидеть настоящую красоту природы среди городских домов и разноцветных крыш, почувствовать тайную жизнь Абсолюта среди городской суеты и шума». Именно городской житель мог всё это увидеть и запечатлеть, как контраст «шума городского»! Деревенский житель не замечает эту тишину, как горожане – скульптуру.

Его картины совершенно не запоминаются по названиям, которые почти ничего не говорят: «Утро», «Зима», «Лето», «Осень», «Розовая зима», «Зимний день», «Зимний вечер», «Летний день», «Летнее утро», «Солнечный день», «Ветреный день». Так у Куинджи есть «Ночь» или «Вечер», нездешние краски, бледная природа, а тут такое буйство цвета! Или вот «Туча»: белый дом на чёрном фоне. И всё же это не просто чёрный фон, а деревья, река, ближний берег с кустами.

В какой-то момент перестаёшь понимать, какая это картина и как она называется, да и зачем вообще её как-то называть. Художник так запечатлевал реальность, что она кажется современной и спустя век. Вот у Нисского есть «Семафоры» или «Полустанок» – у него вообще часто присутствует железная дорога на картинах. Сразу ясно, что изображена середина XX века, потому что сейчас нет таких семафоров и полустанков. А вот «Зимний вечер» Крымова – эта картина могла быть написана и вчера, и сегодня – время на ней неуловимо. У Крымова есть ещё один «Зимний вечер»: улица посередине, домики с ровными углами, словно рисовал ребёнок. Но это не ребёнок, а Мастер! И хорошо, что в реальности его пейзажи совсем не изменились – зачем коверкать такую красоту, забивать её уродскими хрущёвками или заводскими трубами? У нас это умеют, только дай волю. Так «облагородят», что смотреть не захочешь. Ученица нашей школы в сочинении по упомянутой картине написала: «Хотя знаменитый «Зимний вечер» написан Николаем Петровичем Крымовым в 1919-ом году, а ведь ничего не изменилось». И получила выговор от Пионерской дружины! Председатель дружины тряс её тетрадкой на собрании и вопрошал: «Как не стыдно так клеветать на нашу советскую действительность, в которой якобы с тысяча девятьсот девятнадцатого года ничего не изменилось?!». Ученица рыдала до истерики и клялась, что больше так не будет. Мы мотали на ус, как и что надо писать «о нашей советской действительности».

Я это к тому, что сижу в пятом классе на уроке русского языка, и нам задали сочинение по картине Георгия Нисского «Подмосковье. Февраль». Я смотрю на Нисского и вспоминаю Крымова. Их живопись совершенно разная, но я всегда вспоминаю другого, когда увижу кого-то одного из этой пары. Возможно, это потому, что репродукции их картин «Подмосковье. Февраль» и «Зимний вечер» были в конце учебника по русскому языку на специальной цветной вклейке. Нам почему-то казалось, что они помещены в учебник для разбавления его заумности специально, чтобы ученикам было не скучно на уроке. Там был «Заросший пруд» великого Василия Поленова – это просто счастье какое-то! Смотришь и блаженствуешь, словно, набегавшись знойным летом по зелёным лугам и пыльным просёлочным дорогам, сидишь на мостках и болтаешь ногами в воде, а за спиной тёмный лес, который так и манит прохладой и тайнами. «Это ж надо такую глубину нарисовать фактически одним только зелёным цветом!» – восторженно написал кто-то из учеников в сочинении.

Было ещё одно невозможное, непередаваемое счастье, «После дождя. Мокрая терраса» А. М. Герасимова, любимого художника Сталина. Его так и звали: Веласкес при Вожде, он писал портреты политической элиты Советской России, а это полотно создал почти случайно за два-три часа, как увидел на даче угол садовой беседки после сильного ливня. Действительно, так написать можно только на одном дыхании, «таком же свежем, как и дыхание зеленой листвы, омытой дождем». Нет ничего искусственного и придуманного, каких-то специальных перестановок для создания сцены, настолько всё прекрасно само по себе. Увидел и схватил своё время, как есть. Вот бы научиться так писать.

Но сейчас мы пишем сочинение по Нисскому «Подмосковье. Февраль». Вообще, эту картину как только ни называют, меняют слова местами, то февраль идёт впереди, то Подмосковье. Встречала и такое название: «Перед Москвой. Февраль». У этого же художника есть ещё один «Подмосковный пейзаж», от которого просто дух захватывает, словно катаешься на американских горках, которые во всём мире почему-то называют русскими. Там дорога в подъёмах и спусках уходит к горизонту: я почему-то люблю, когда дорога так хорошо видна до самого соединения земли и неба. Кстати, у Нисского тоже есть «Зимний вечер» – м-м, какое это чудо! Ничего нет, кроме алого неба и двух высоченных и совершенно одинаковых елей: каждая похожа на длинный и узкий равнобедренный треугольник, края которого словно бы кто-то искромсал ножницами, сделав небольшие зарубки. Такие же в точности ели присутствуют и в описываемом «Феврале»…