Вадим Телицын - Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду

Вместе с тем движение ушкуйников не имело единого центра планирования, регулирования и управления. Все связанные с ними мероприятия носили сугубо частный характер, а распространение новгородского суверенитета на «попутно» сделанные территориальные приобретения имело вид последействия «по факту случившегося». Даже создание «Вятской республики» не способствовало плавной эволюции ушкуйничества, последнее, в принципе, могло существовать только так, как и существовало — эмоционально, хаотично, с примесью вольницы. Попытки все привести в единое плановое состояние приводили к кризису ушкуйничества.

Поскольку ушкуйничество обладало широким пространственным разбросом, формы его проявления различались на разных направлениях.

В Карелии и Скандинавии ушкуйники вели не только боевые действия, но и меновую торговлю с аборигенами и приводили их (по собственному почину) в подданство новгородской земле, но затем они столкнулись здесь с конкуренцией со стороны скандинавских «ватаг». Поэтому к началу XI века ушкуйничество сменилось на этих территориях межгосударственным противостоянием между Новгородом и Швецией, между Вяткой и Москвой, между Россией и Золотой Ордой.

На Севере, от Кольского полуострова до устья Северной Двины, ушкуйничество преобразилось в поморничество. Его признаки — прочное оседлое освоение новых территорий и жизнь на них, их быстрая интеграция в состав метрополии, разработка и освоение. Выходы в море совершались ради морского промысла и добычи пушнины на отдаленных побережьях архипелага Шпицбергена, Новой Земли и полуострова Ямала.

В бассейне Волги и Камы (и даже более отдаленных территорий, но связанных с этими реками судоходными притоками) действия ушкуйников имели вид речного разбоя (или пиратства, можно и так сказать). Здесь они грабили и местное население и купцов, а встретив серьезное сопротивление, были способны давать противникам настоящие сражения. Конечно, не всегда победа была на их стороне, но столкновений с ушкуйниками боялись, прекрасно понимая, что они — опытные воины.

После монголо-татарского нашествия XIII столетия и образования Золотой Орды набеги по этим рекам приобрели, как казалось на первый взгляд, ореол «походов возмездия» за разграбленные татарами города и веси Руси, за погибших русских людей. Но их «героика» быстро улетучилась: ушкуйники опустошали на своем пути и русские города, убивали тех, кто пытался оказать сопротивление. К тому же в ответ на их вылазки татарские ханы организовывали карательные походы, которые Новгорода, как правило, не достигали. Зато ударам подвергались ни в чем не повинные княжества — Рязанское, Нижегородское, Владимирское и Московское. В итоге страдало совершенно мирное население, которому доставалось от всех — и от своих, и от чужих. Мало того, и русские князья под давлением Золотой Орды предпринимали против ушкуйников суровые меры (вплоть до выдачи их разгневанным ханам).

Наконец, перерождение ушкуйничества в хорошо организованный разбой, в «солдат удачи» стало очевидным. Поэтому после ликвидации независимости новгородской земли в 1479 году Иван III запретил ушкуйничество как явление.

Впрочем, следует признать, что от ушкуйничества землепроходческое движение получило в наследство два важных элемента:

— тактический, представлявший систему навыков ведения боевых действий небольшими отрядами против превосходящих сил противника в условиях «река — берег» (все это пригодилось будущим российским землепроходцам, которые в XVII–XVIII столетиях продолжали свое движение на восток страны);

— стратегический, который состоял в том, что на Волге и после запрета Ивана III имелась повышенная концентрация «гулящих» людей, которые в основном и составили двинувшиеся в Сибирь первые отряды землепроходцев.

Наиболее ясную связь с землепроходческим движением имел и северо-восточный вектор ушкуйничества — в сторону бассейна Печоры и Северного Предуралья.

Эти районы имели наибольшее сходство с природными условиями Сибири. Поэтому здесь отрабатывались те навыки выживания в незаселенных регионах, принципы внутренней организации «ватаг», построения отношений с аборигенами, которые позже нашли применение в Зауралье и Сибири.

Преемственность имелась здесь и в деловых целях экспедиций ушкуйников. В поисках «мягкой рухляди» (пушнины) и морского зверя, поиска поселений противника повольники на северо-востоке Руси, хотя и медленно, но постоянно углублялись в неведомые земли. Имеются указания на то, что их отряды до XV века неоднократно пересекали Северный Урал, проникая в низовья Оби (места, совершенно неизученные) и морем обходили полуостров Ямал (а это были совсем «дикие» места).

Этот вектор эволюции ушкуйничества просуществовал до начала XVII века. Тогда ее представители, известные под названием «мангазейцы» [266], проникли до Среднего Енисея и западного Таймыра в поисках мехового промысла. Ощущая себя наследниками древних новгородских традиций, они пытались отстоять свободу своих действий.

В итоге, на реке Кос (приток Среднего Енисея) в 1605 году (в центре России уже разворачивалась Смута) произошел вооруженный конфликт с официальными представителями российских властей.

Официальная Москва не оставила этот факт без внимания. Казалось бы, стоит ли? Своих проблем на западных границах не хватало?

Во-первых, она стремилась к монополизации важного для казны сбора пушнины.

Во-вторых, «мангазейские вольности» представляли реликт новгородского сепаратизма, с которым Москва боролась уже не одно десятилетие.

В 1598 году вышел царский указ о запрете частных операций с мехами за Уралом. Государство брало под свой жесткий контроль этот очень важный для себя бизнес. В 1610 году служилые (то есть состоящие на службе у государства) землепроходцы захватили главный опорный пункт мангазейцев в Сибири — Туруханский острог. Все попытки сопротивления со стороны повольников и иноверцев были пресечены.

Наконец, в 1619-м было запрещено самовольное мореплавание к востоку от Новой Земли.

Эти меры положили конец существованию северо-восточной ветви ушкуйничества. Однако она передала сменившему ее землепроходческому движению многие практические навыки освоения и удержания новых земель в специфических условиях России [267].