Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал

Новый год встретили «с музыкой».

В 23.30 к нам в камеру вошел начальник следственного изолятора Растворов - умный, опытный мужик, старый чекист. Поздравил с наступающим 94-м годом, пожелал скорейшего освобождения. Сквозь тяжелые стены каземата глухо слышался шум собравшегося у стен Лефортова народа. Крики складываются в слова. требуют свободы. Кому? Нам? Мне? (это не какой-то там пикет за Ходорковского).

Потом узнал, что там же, на улице, с «Трудовой Россией» встречала Новый год жена.

Более сотни следователей собрали из всех областей страны. Результат - 130 томов уголовного дела. Который раз прихожу на очередной вызов.

Предложат стакан чая. Следователь спросит:

- Альберт Михайлович, будете говорить или как обычно?

- Как обычно.

- Ну тогда посидите. Газеты можете полистать.

И возвращается к беседе с коллегами. Говорят об Архангельске, о Ростове, Оренбурге, откуда их вызвали в командировку и где денег им не платят.

Написал, наконец, «важняк» в конце 130-го тома: «Виноваты обе стороны». Получил генерала и уволился. Ушел из прокуратуры в адвокаты. Там больше платят и вообще чище. До сих пор по праздникам звонит, поздравляет.

Ежегодно по капле бывший следователь выдает в газеты очередную порцию правды о событиях 93-го года. И на том спасибо!

Юридически власть Ельцина с нами, посаженными в Лефортово, ничего не могла сделать. На нашей стороне были: Конституция страны, Воинская присяга, Уголовный кодекс того времени и общественное мнение всего Советского Союза.

Вот почему нас не расстреляли, как требовал того Сергей Филатов, первый помощник ЕБН.

«Амнистировали». Не нас они амнистировали, а в первую очередь себя.

«На определенном этапе встал бы вопрос о привлечении к уголовной ответственности и людей с президентской стороны», - написал потом Прошкин.

Надо отдать должное Руцкому. На допросах в Лефортове он не отрицал, что отдал приказ взять мэрию и Останкино. Правда, автомат у него был в смазке .

Хасбулатов на допросе в Лефортове сказал, что никого никуда не посылал и ничего не знал.

И еще цитата - из интервью бывшего тогда генпрокурором Алексея Казанника: «Следователи мне докладывали, что в Лефортове произошли изменения личности практически у всех. А Руцкой, так мне говорили, даже перестал узнавать людей. И фразы у него состояли почти из одних матов. Полностью сохранил твердость характера лишь Макашов. Когда Макашов расписался под постановлением об амнистии и услышал, что свободен, он заявил, что не торопится и не уйдет без генеральской формы. И вышел из тюрьмы в генеральском мундире».

Так оно и было. 25 февраля меня в последний раз под конвоем провели по коридорам тюрьмы к выходу. Снаружи две «Волги», жена, друзья. Через 15 часов я был уже в Самаре (где и оставался весь следующий год).

«Как вернуть государство народу?

Власть добровольно никто не отдаст. Власть надо брать:

1. Через выборы. Негры в ЮАР избрали своего Манделу. Неужели мы хуже?

2. Готовиться к борьбе любыми средствами. Народ имеет право.

Вражеские голоса продолжают обзывать народ в мэрии и Останкино бандами Макашова. Так же фашисты называли партизан в годы Отечественной войны - бандами. Горжусь, что был вместе с восставшим народом. Народ имеет право на восстание, если его правители предпринимают антинародные действия».

Почти что год, как в шутку обещал, когда меня уволили, прозанимался «кролиководством и пчеловодством». Сил набирался, работал руками на земле. Помогал жене с посадками, дачу отделывал: соседи клены неподалеку срубили - так не пропадать же.

Свободное от работы время посвящал прогулкам по лесу. Охоту люблю, но больше - именно бродить, как Тургенев. Для меня главное - общение с природой, а не факт того, что я кого-то подстрелил. Перечитал тогда все самое любимое в своей домашней библиотеке: «деревенщиков» Распутина, Белова, Личутина. Это всегда находило отклик в душе. Но сказать, что эти авторы меня, когда впервые их открыл, чем-то поразили, едва ли могу. Я ведь в деревне рос, все это знакомо, через себя пропущено. На особое место ставлю Шолохова и Леонова.

А Астафьев и Василь Быков для меня как литераторы перестали существовать. Брезгливость вызывает, когда люди вдруг сбрасывают с себя человеческую, гражданскую, национальную «шкуру», в которой проходили полвека. Это патология какая-то.

Совершенно не читаю детективов - пустая трата времени. А его ведь никогда не хватает. Периодика, служебная информация отнимают большую часть дня. Читать ведь надо и врагов, начиная с разноцветных «Известий» до «Московского комсомольца». Оставляю все, что обо мне пишут эти бумажки, - их брань будет мне памятником. Раз лаются, значит, генерал Макашов прав! Всегда читал и читаю поныне «Советскую Россию», «День» («Завтра»), выборочно «Правду», приходит ко мне и «Трудовая Самара».

С годами, особенно в трудный час, осознаешь и истинную ценность печатного слова, выдержавшего проверку веками. Я говорю о Евангелии, Коране. Это вековые учебники для человечества. Мы все пока ходим в нерадивых учениках. Для того чтобы все это в полной мере понимать, нужно знать историю Древнего Рима, Египта, Византии, Иудеи, времен Иисуса Христа.

Когда меня спрашивают, почувствовал ли я восстановление справедливости, когда меня избрали в Думу, отвечаю, что не о себе думал, вело и не давало покоя другое. Я шел в федеральную политику с огромным желанием изменить слепленную в угоду Ельцину Конституцию, убрать от власти одного человека. Один человек у власти - плохо, слишком дорого приходится в таком случае платить, если врагам России удается протолкнуть на это место своего, агента влияния. А он там и без того был, этот агент, умывший всю страну кровью. Вот я и пошел на выборы.

Выборы во II Государственную Думу выиграли за меня враждебно настроенные местные власти и СМИ. Узнав, что генерал Макашов подал заявление, они организовали по всем областным каналам телевидения и радио, во всех газетах такую травлю, что избиратель окончательно уверился: «Если так брешут на генерала все чиновники, банкиры, сионисты, то он наш!» Каждый день по телевизору крутили съемки октябрьских событий. Лучшей рекламы мне и не нужно было.

За свою роль в восстании 93-го от власти я получил тюрьму, а от народа -мандат депутата Госдумы.

Ремесло у меня военное, так что в Госдуме я пошел в парламентский Комитет по обороне. О постах никогда особо не мечтал, разве что не отказался бы от должности главного дворника страны, чтобы из Кремля проходимцев повыметать да кое-кого высечь - это тоже дворнику до революции иногда поручали. Все три года работал над законом о военной реформе. Главной моей мыслью было, что военные реформы не должны снижать боеспособность России. Закон преодолел «вето» Совета Федерации, набрали 360 голосов, но президент Закона не подписал. Не приняли именно из-за того, что целью закона было «улучшение боеспособности и обороноспособности армии и государства». От меня требовали формулировку эту вычеркнуть - но вместе с ней пропал бы весь смысл закона.