Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6429 ( № 36 2013)

Васса Железнова как характер поистине шекспировского масштаба особенно дорога Дорониной. В пору безвременья и обмельчания личностей, она как художник постоянно испытывает острую потребность соизмерять свою жизнь в искусстве с характерами могучими, способными на свершения. При создании образа Вассы актриса не могла пойти по пути проторённому. Задавшись вопросом: зачем драматург ввёл в ткань пьесы мысль: «Ты – человеческая женщина» и ещё и наделил ею блаженную Людочку, актриса открыла для себя ключ к поиску правды образа Вассы – именно отсюда и надо исходить в работе над пьесой.

Васса Железнова на сегодняшний день пока самая новая в галерее актёрских работ Татьяны Дорониной. Что видит зритель, когда впервые попадает на этот спектакль? В угасающем освещении огромного затихающего зала тихо звучит ностальгическая музыка. Медленно идёт занавес, открывается панорама, в центре которой вы видите большой старинный граммофон, установленный на фоне огромного резного окна.

Чуть хрипящие звуки старинного инструмента всё более привлекают ваше внимание, и вы уже различаете голос великого Собинова, погружающего вас в атмосферу элегии «В сиянии ночи лунной тебя я увидал...».

Стиль модерн в убранстве роскошной комнаты напоминает вам мир Врубеля, так впечатляюще оформление красивого просторного жилища с редчайшей изысканностью мозаичной отделки из изразцов зеленовато-синих оттенков, как напоминание о полотнах Врубеля, фона его картины «Демон». Всё здесь вас сразу заставляет поверить, что находитесь в доме богатого, скорее всего, купца или промышленника начала XX века. Массивный рабочий стол, громоздкий сейф за ним, большие тяжёлые кресла, на застеклённой террасе сад цветов и граммофон – здесь виден определённый характер хозяина этого дома. А вот и она: распахивается дверь и в дом стремительно входит красивая женщина в роскошном светлом пальто, изысканной широкополой шляпе, с огромным портфелем в руках. Она резким движением бросает на кресло портфель, быстро снимает пальто и шляпу и берётся за трубку массивного телефонного аппарата, стоящего на столе. Это Васса, и мы видим, как она глубоко взволнована, как торопится решить какое-то важное, неотложное дело.

Глава из книги «Татьяна Доронина: Жизнь моя, русский театр», которая выходит в рамках Издательской программы Москвы.

Теги:МХАТ , Горький , Татьяна Доронина

Литография «Граф Михаил Николаевич Муравьёв». Санкт-Петербург, 1865 г.

Этот эпизод русской истории долгое время оставался потаённым или интерпретировался однобоко. Многие историки искренне следовали демократической, герценовской, трактовке событий, другие опасались "обидеть" польских товарищей... Вот и вышло, что поучительный сюжет, в котором проявили себя и герои, и авантюристы, и демагоги, остаётся за пределами народных представлений об истории.

А ведь это один из немногих примеров энергичного преодоления многостороннего кризиса. Тут вам - политика, внутренняя и внешняя, бандитизм, терроризм, сепаратизм, коррупция, растерянность идеологов... И всё это на фоне экономического спада и в разгаре вовсе не сахарных «великих реформ».

Польша загорелась весьма своевременно. Подпольная работа активизировалась в 1862 году – и к началу 1863-го польские революционеры сделались опасной силой. Поляки учли ошибки прежних восстаний, на этот раз конспиративная организация отличалась железной дисциплиной: от кружков-троек до Центрального национального комитета под руководством Ярослава Домбровского. Каждый участник организации знал только двоих собратьев по тройке и командира десятки. Литовский комитет возглавил Константин Калиновский – авантюрист хоть куда.

Все они перешли в наступление, когда был объявлен очередной рекрутский набор. Власти намеревались «перековать» польских патриотов в армии, а те демонстративно уклонились от службы. Тут уж заявят о себе и временное польское правительство во главе со Стефаном Бобровским, и террористические отряды, совершавшие дерзкие нападения на русские гарнизоны. 10 января прошло сразу пятнадцать кровавых налётов. Такой прыти от поляков не ждали. Повстанческие отряды бродили по западным окраинам империи, а местные заводы снабжали их оружием. Английская и французская дипломатия зорко следила за реакцией Петербурга на польские события и готова была всеми средствами сопротивляться попыткам России восстановить имперский порядок в восточных губерниях... Для императора Александра II худшей ситуации и придумать было нельзя.

Можно в тысячный раз назвать государство системой подавления, только от этого во рту слаще не станет. Ни в 1863-м, ни сегодня нет способа существования более сообразного человеческой природе, чем государство . Все крики о свободе и самоопределении заканчиваются непредсказуемой войной и суровой диктатурой. Держава не имела права не защитить себя, предать знамёна Суворова и Паскевича, знамёна Праги и Дрездена... Не имела права позволить истребление русского солдата. Польшей и Литвой Россия овладела по праву военных побед. В своё время Речь Посполитая сама приговорила себя, пристрастившись к хмелю демократии и безвластия, к шумному «майдану». Если бы столь слабый характер продемонстрировала Россия – варшавская шляхта шустро хозяйничала бы в Петербурге и Москве – и уж тут без обид, пожалуйста. Суд истории справедлив. После 1812-го империя вполне могла бы расшириться на Запад ещё дальше, но император Александр I знал меру.

Многие в России считали ошибкой присоединение Польши: дескать, правильнее было бы создать вокруг Варшавы хиленькое, но отдельное государство, подконтрольное Петербургу. А «внутренняя» Польша стала для державы постоянной головной болью, вечным источником смуты, обузой. Но нужно было нести бремя империи: уступишь в Польше – придавят и в Петербурге.

В 1860-е в России уже сформировалась интеллигенция – как инстанция, как орден. А государственники сначала по большому счёту почивали на лаврах победы 1814 года и Священного союза, а после падения Севастополя впали в панику. Кроме того, патриотизм в очередной раз бюрократизировался. Многим молодым людям в те годы казалось, что быть патриотом и монархистом можно только из корыстных побуждений или по инерции. Они, конечно, ошибались и не хотели постичь душу старшего поколения, но вспомним, как дорого нам стоила аналогичная ошибка в 1980-е... Патриотов и консерваторов, которых вдохновляла историческая память о Бородине и взятии Парижа, оставалось немало. Но многие из них ощущали себя отжившими, проигравшими. Да и реформы ошарашили приверженцев самодержавия...